Не та, кого ты искал. Амина Мэй Сафи

пошла по рукам, от родича к родичу, от тетки к кузену, затем к дяде и снова к кузену. Каждый раз диалог повторялся почти точь-в-точь, каждая фраза и каждый вопрос звучали снова и снова, как сбой в компьютерной игре. В зависимости от того, кто говорил, разговор переключался с английского на арабский и обратно. Лулу старательно выдавала свой лучший арабский, а родственники вгоняли ее в краску своим прекрасным английским.

      – Алло, Лулу! – слабый, запыхавшийся голос зазвучал в трубке. Это была младшая кузина Рана.

      У Саадов было немного девочек. Они были редкостью в семье, и поэтому к ним относились по-особому. Все до единой девушки Саад, будь то дочери или невестки, пользовались этой привилегией. Вот почему Рана безнаказанно выхватила телефон прямо из рук своего старшего кузена.

      – Привет, Рана, – сказала Лулу.

      Рана все еще тяжело дышала. Должно быть, бежала через всю комнату, чтобы успеть схватить телефон.

      – Я напишу тебе письмо!

      Лулу рассмеялась.

      – Ладно.

      – Отлично! – сказала Рана. – О, вот и биби.

      Лулу еле успевала переключаться с одного собеседника на другого.

      – Аллоо, биби! – Бабушка снова была у телефона.

      Слава богу, Рана успела предупредить Лулу, прежде чем передать трубку. Честно говоря, Лулу иногда не замечала, когда трубку брал кто-то другой. В ее представлении они все были бесплотными голосами. Она, конечно, видела фотографии своих родственников, но никак не могла соотнести голоса с лицами и тем более с семейным древом, которое ей начертил когда-то отец.

      Единственным человеком, которого она запомнила целиком – и голос, и лицо, и историю, – был ее дедушка. Она смутно помнила их встречу в детстве, эту историю рассказывали так часто, что Лулу уже тошнило от нее.

      – Ahibich, ‘azizati. Ahibich[7], – сказала Биби.

      – Я по тебе скучаю, – отозвалась Лулу. – Люблю тебя.

      – Ma‘asalama ‘oyooni. Ma‘asalama[8].

      – Alaykum Masalam, Bibi[9]. – Лулу услышала щелчок, разговор закончился. Она положила трубку на кресло рядом с собой. Но этого ей показалось недостаточно, и она снова схватила ее и засунула под себя. Пластик впился ей в бедро. Неудобно, но зато она больше его не видела. Больше всего Лулу сейчас хотелось, чтобы ее оставили в покое.

      Через мгновение мать вернулась в комнату.

      – Отец оставил это для тебя. – Она бросила Лулу свернутую газету. Значит, все еще не простила, что та упомянула Мими. Что ж, рано или поздно простит. Так бывало не раз. – Он оставил это за завтраком рядом с твоей тарелкой, но ты не взяла.

      Какое-то мгновение Лулу тупо смотрела на газету. Но потом заголовок бросился в глаза, расшевелив что-то в ее памяти. Она разобрала только слова «иракская» и «коллекция произведений искусств», но этого оказалось достаточно. Лулу потянулась за газетой.

      – Спасибо.

      Мать склонилась к ней, и Лулу торопливо чмокнула ее в щеку. Затем зарылась в газету, чтобы поскорей завершить разговор. Наконец, дверь за Эйми закрылась.

      Оставшись в одиночестве, Лулу бросила

7

Люблю тебя, дорогая. Люблю тебя (араб.).

8

До свидания, глаза мои. До свидания (араб.).

9

До свидания, бабушка (араб.).