Первая заповедь. Александр Кауфман

крупный, сильный, жилистый, стоял напротив него, шумно дыша. Он уже пытался провести несколько захватов, но каждый раз Шакнир изворачивался, будучи более гибким и ловким. Широкое бревно, на котором крепко стояли поединщки, нещадно раскачивалось на металлических цепях над ямой, а вдоль её края, заложив руки за спину, расхаживал Смирт Глазастик, пожилой наставник по безоружному бою – достаточно, впрочем, крепкий для того, чтобы скинуть вниз с бревна любого из своих учеников.

      – Клод, что ты дышишь, как толстяк-писарь, поднявшийся на собственное крыльцо! – голос Смирта был неприятным, визгливым, зато с лёгкостью перекрывал любой шум. – Дыхание восстанови! Шакнир, а ты чего осклабился? Или ещё побольше бревно качнуть, а? Начали, дохлики! Думаете, я тут с вами вечно буду торчать?

      Клод, будто только этого и ждал, бросился вперёд. Ему никогда не хватало ловкости и подвижности, однако на бревне было мало пространства для манёвра – и здесь у сильный противник имел определённое преимущество. Шакнир сделал несколько быстрых шагов назад, оказался на краю, увидел, как Клод, не мудрствуя, выставил плечо, порываясь одним мощным ударом выбить Шакнира подальше… И едва успел затормозить на краю. Шакниру некуда было деться, кроме как упасть вниз, Клод завертел головой, ничего не понимая, посмотрел вверх, и оттуда, с цепей, на которых было подвешено бревно, на него обрушился Шакнир. Такой приём никогда не обговаривался – но и не запрещался. И Шакнир использовал свой шанс, взмыл туда, улучив момент, когда Клод наклонил голову, и атаковал сверху.

      Морель ещё летел в яму, правильно сгруппировавшись, чтобы приземлиться мягко, а Шакнир уже высоко поднял голову – это был первый раз, когда ему удалось победить Клода на бревне. Его распирало от гордости – и увидевший это Смирт тоже улыбнулся:

      – Выдумщик, мать твою. Сообразил же, а! – и сильной своей рукой качнул бревно так, что Шакнир не удержал равновесие и полетел вниз. – Чтобы, мать твою, сбить спесь. Ещё с бревна не слез, а уже нос задрал.

      Шакнир летел очень долго – уже на пару секунд больше, чем должен был. Он посмотрел вниз, и внизу была тьма. Но не мёртвая, непроглядная, а живая, будто дышащая. Когда она ещё немного приблизилась, Шакнир понял, что тьма эта – мириады насекомых: жуков, тараканов, гусениц, червей, опарышей. Они копошились, шевелили усиками, ползали, трепетали крылышками. Ещё в полёте содрогнувшись от омерзения, Шакнир сгруппировался, прикрыл лицо руками и в такой позе вошёл в шевелящуюся массу, моментально почувствовав на коже – он почему-то оказался голым – прикосновения тысяч маленьких лапок.

      …

      Убийца вскочил с кровати, подхватив кинжалы. Но комната была пуста. Это был просто кошмарный сон – хотя начался он реальным эпизодом из его долгого и преимущественно скучного обучения. Но насекомые… Что-то говорила их старая ведьма Бригит по поводу насекомых во сне, но Шакнир никак не мог вспомнить, что именно. Махнув рукой на кошмар, он оделся и спустился в обеденный зал – судя по ощущениям, проспал он не меньше четырёх часов, и изрядно проголодался.

      На