Герцог с татуировкой дракона. Керриган Берн

время, что они выхаживали его, он не плакал. Ни разу.

      И если он сейчас заплакал, значит, он совершено измучен.

      – Где болит сильнее всего?

      Ей в лицо смотрели черные глаза с покрасневшими белками, словно в поисках ответа на вопрос, который он не решался задать. Между ними протянулись и сплелись нити доверия, добавляя мягкий пастельный оттенок в их гобелен.

      Не говоря ни слова, он осторожно взял ее за руку и положил себе на сердце.

      Кожа у него оказалась теплее, чем она ожидала. Жестче. Его пульс бился под ее ладонью в неровном и бешеном ритме, все еще ведя сражение, следы которого он тщательно стер с лица.

      Он снова стал тем же стоиком, как и прежде, только собравшаяся на его черных как сажа ресницах влага все еще превращала их в мокрые пики.

      Она понимала его.

      Его сильное, молодое и мужественное тело невероятно быстро шло на поправку. Но есть ли лекарство от одинокого и разбитого сердца?

      Лорелея не могла ни о чем думать.

      Его веки, трепеща, опустились, скрывая озера слез. Она почувствовала, что, кто бы ни смотрел на нее из темноты… он что-то спрятал. Он крепко сжал кулаки, что-то зарывая в простыни. Тени играли на его челюсти, когда он отстранился, пытаясь овладеть собой.

      Инстинкт нашептывал ей, что она должна здесь очень аккуратно выдержать золотую середину между состраданием и жалостью.

      В импульсивном порыве она отвела руку, склонилась над ним и прижалась губами к его груди, чуть выше сердца.

      Он напрягся. Замер. Ровно настолько, чтобы задержать вдох, пока она не отстранилась.

      – Это я тоже исцелю, – пообещала она. И она была готова на все, чтобы придумать, как залатать его разбитое сердце.

      Он широко раскрыл глаза и посмотрел на нее так, словно она только что забрала у него или, наоборот, вернула ему душу.

      Она нервно облизнула губы. Они отдавали мылом, солью и… им.

      В воздухе вновь что-то поменялось, на этот раз опасно, гнетя ее предчувствием чего-то неведомого и непонятного.

      Лорелея постаралась не обращать внимания.

      – Вас кто-то мучил… во сне… Вы узнали, кто?

      Он покачал головой.

      – Те люди… они… – Его дыхание снова участилось, лицо скривилось от отвращения.

      – Что они?

      Он вздрогнул.

      – Неважно.

      – Я могу чем-то помочь?

      Она склонилась, чтобы снова положить ладонь ему на грудь. Холодный ночной воздух, грозно покалывавший ее сквозь тонкую ночную сорочку, напомнил ей о развязанных лентах, свободно свисавших с воротника.

      Слезы на его глазах высохли почти мгновенно. Пот превратился в соль. А его взгляд…

      Лорелея сглотнула, подумав о том, что до этого всегда считала черный цвет холодным.

      Жгучее обсидиановое пламя заплясало в скудном свете ее фонаря.

      – Идите.

      Слово, казалось, сдавило ему дыхание, когда он оторвал ее ладони от своих запястий и грубо оттолкнул.

      – Простите? – обхватила она руками себя.

      – Ночью ко мне больше не приходите. Никогда.

      Лорелея