Ричард Длинные Руки – курфюрст. Гай Юлий Орловский

в тупых исполнителях…

      Я делал вид, что их шуточки меня не касаются, а они, начиная злиться, нагнетали так, что в зале уже заметили, сперва прислушивались, потом начали сторониться, не спуская с нас встревоженных взглядов.

      Другой слуга неспешно двигается мимо, на подносе такие же кубки, я поставил ему свой, наполовину пустой, и повернулся к придворным забиякам.

      Они уже не посмеиваются, а хохочут, глаза наглые, хозяева жизни и придворных дам, рассматривают меня, как корову на бойне.

      – Милорды, – сказал я вежливо, – вы очень долго и упорно оскорбляли меня, чему свидетели все присутствующие здесь и о чем, безусловно, будет доложено Его Величеству.

      Сэр Скотт захохотал:

      – О таких пустяках Его Величеству не докладывают!

      – Это не будет пустяком, – сообщил я.

      – Да ну?

      Он как раз подносил ко рту кубок, я коротким ударом вбил его в пасть по самую ножку. Вожак еще не успел убрать улыбку с морды, я ударил ребром ладони, и передние зубы верхней и нижней челюсти с хрустом провалились в глотку.

      Пока он хрипел, стараясь выплюнуть обломки зубов, я ухватил за головы двух справа и слева, хряснул лбами друг о друга, и все услышали сухой треск, будто обломился край столешницы.

      Пятый, последний из их группы, смотрел выпученными глазами. Я сказал вежливо:

      – Сэр… как вас там, вы не отпустили ни одной шуточки в мой адрес, потому я разрешаю вам воспользоваться благородным оружием для поединка. Но так как вы гнусно подхихикивали, как мелкая шлюшка, я вас весьма убью. Голыми руками.

      Он завизжал, выхватил меч, лицо трясется, и губы прыгают, движения судорожные, его собутыльники хрипят, разбрызгивая кровь из разбитых лиц, у их вожака вместо рта огромная кровавая дыра, разбитые о зубы губы превратились в красные лохмотья, а сэр Скотт все еще не может выдернуть застрявший во рту кубок.

      Несколько человек бросились пятому из той группы на помощь, разделив нас, чему тот явно обрадовался, но не мог показать виду, все-таки дворянин, умирать надо красиво и с гордой улыбкой на устах… хотя и очень не хочется, разъелся на легких хлебах и разнежился в доступных утехах.

      – Ну? – спросил я. – Я вас все равно найду, вы же понимаете!

      Он несколько мгновений смотрел в мое свирепое лицо, мне говорили, что когда я вот такой, легче взглянуть в глаза самой Смерти, затем опустил меч острием в пол и сказал сломленно:

      – Я приношу извинения гостю нашего двора за свое недостойное поведение и поведение моих друзей. Они уже наказаны по заслугам, в воле благородного сэра наказать и меня. Я передаю свою жизнь ему в руки.

      Все замерли, он говорит красиво и значительно, и несмотря на признание им вины и склоненную голову, симпатии сразу же перепорхнули на его сторону.

      И хотя все еще хочется рубануть ребром ладони по этой лицемерно склоненной шее, я некоторое время помолчал, не двигаясь, для значительности, потом небрежно обронил:

      – Извинения приняты.

      И неспешно повернулся к нему спиной. Этот щеголь все равно не ударит меж