Ледовое побоище. Разгром псов-рыцарей. Виктор Поротников

подняла глаза на брата, словно хотела удостовериться, не шутит ли он. Затем каменным голосом обронила:

      – Не беспокойся, братец. У тебя просить крова я не стану. Бедослав и сам может дом построить.

      Иван Мелентьевич подскочил к Василисе и вырвал рубаху из ее рук.

      – Что ты прицепилась к этому голодранцу! – тряся рубахой перед носом у оторопевшей Василисы, сердито молвил Иван Мелентьевич. – Сдурела ты, что ли, сестра?! Иль гордости у тебя совсем нету! О дочери подумай, глупая, каково ей будет после нынешней роскоши в бедности пресмыкаться!

      Василиса резко встала и отняла рубаху у брата.

      – Это не твоего ума дело! – отчеканила она, с неприязнью глядя на Ивана Мелентьевича. – Я не лезу в твои отношения с Лукерьей и ты в мою жизнь не суйся! Без твоих советов и подачек обойдусь!

      – Последний раз тебя предостерегаю, Василиса, – сказал Иван Мелентьевич. – Одумайся! Один имовитый человек посвататься к тебе хочет, он готов взять тебя в супруги и без приданого. Сойдись с ним и тем самым утрешь нос своему Терентию.

      – Еще раз тебе отвечаю, братец, никто мне не нужен, кроме Бедослава, – промолвила Василиса, вновь садясь на стул и склоняясь над рубахой с иголкой и ниткой в руке.

      Рассерженный Иван Мелентьевич ушел, хлопнув дверью.

      В тот же день на новгородском торжище Ивану Мелентьевичу повстречался Яков Катырь в высокой малиновой шапке, с неизменным посохом в руке, навершие которого было украшено резьбой и фигуркой дрозда.

      Яков, как обычно, после приветствия сразу заговорил с Иваном Мелентьевичем о Василисе.

      – Говорят, Терентий-то уже оженился во Пскове, пора бы Василисе о новом замужестве подумать, – молвил Яков, щуря глаза на ярком солнце. – Иван, поговорил ли ты с Василисой обо мне? Согласна ли она пойти за меня?

      – Порадовать мне тебя нечем, Яков, – проговорил Иван Мелентьевич, прислонясь плечом к столбу, подпиравшему дощатый навес над его скобяной лавкой. – Сестра моя с глузду двинулась! С плотником Бедославом спуталась, паскудница! Каждый день стегна перед ним раздвигает, а тот и рад-радешенек. Еще бы, такая лебедушка перед ним стелется!

      – С Бедославом, говоришь? Кто такой? – напружинился Яков. – Из новгородцев он или пришлый откуда-то?

      – С Торжка Бедослав этот, погорелец, – ответил Иван Мелентьевич. – Как спалили татары Торжок в позапрошлую зиму, так все тамошние жители, кто уцелел, в Новгород подались.

      – У Бедослава родня, что ли, в Новгороде? – допытывался Яков.

      – Нет у него здесь никого, вся его родня в Торжке погибла, – сказал Иван Мелентьевич. – Этот Бедослав – ушлый молодец! Он мигом раскумекал, что от Василисы ему немалая выгода светит. Вот он и опутал сестру мою лестью да лаской, в постель к ней ужом пролез, к дочке ее сумел подлизаться. А тут еще Терентий решил Василисе развод дать, это и вовсе Бедославу на руку!

      – Вижу, не по душе тебе этот Бедослав, друже, – проговорил Яков, придвинувшись к Ивану Мелентьевичу почти вплотную. –