Желтый Эскадроль. Александр Галиев

передо мной.

      – Ты единственный человек, который хотя бы как-то упоминает о христианских мифах… – мне показалось, что я услышал грустные нотки, но она сразу усмехнулась: – Это может приносить мне удовольствие.

      – Что, неужели ты христианка? Как давно падшие? Держишься старой истины, как старая аристократия? Ха! Ведь так? – я приблизился к ее лицу на максимально этичное расстояние, но полумрак не решился расступиться, показывая ее глаза. – Вечность, спасение! Иконы и иноки! Мир и свечи… Елей! Что же это? Христос, Сергий Радонежский, Фома Аквинский? Мы сломали им хребет настолько быстро, что…

      – Хватит, генерал, хватит, – отрезала она.

      – Как угодно, – я рывком выпрямился и пошел дальше по кругу, – если подумать, ты можешь верить во что захочешь, эскадрольцы не атеисты и к подобной мерзости не призывают. Мы безразличны. И ты была безразлична. Мы вычистили христиан из наших земель и вычистим с земель на западе. Пустота, лишь она будет сиять внутри нас. И органическое Солнце на бескрайнем небе. Ты виновата лишь в том, что у тебя слишком догматичное сознание.

      Она молчала несколько минут. Я даже испугался: не сломалась ли она? Еще рано.

      – Человек, казалось бы, требует малого, – произнесла она через минуты довольно отстраненно. – Защиты семьи, достатка, хлеба и зрелищ. Может быть, человек и злопамятен, неблагодарен и склонен к мести, как писал Макиавелли, но разве не склонен ли он к добру, жертвенности, милосердию и блаженству души? В критические моменты истории человек доказывал, что он все же больше светило, нежели тьма.

      – О, я вижу, ты читала Никколо. Удивительно, что ты смогла его найти, при эскадрольской-то ненависти к общественным наукам и «умным» книгам в целом. А как тебе такое: «Поистине страсть к завоеваниям – дело естественное и обычное»? Или это: «Государь не должен иметь ни других помыслов, ни других забот, ни другого дела, кроме войны, военных установлений и военной науки, ибо война есть единственная обязанность, которую правитель не может возложить на другого». Последнее полностью воплотилось в Эскадроле, а первое хоть и неверно, ибо мы не завоевываем, а возвращаем, но по-своему красиво. Твои же мысли о человеке уже не подходят даже для людей запада, которые когда-нибудь будут нами очищены до конца. Но что нам какой-то Мак? Есть личности куда интереснее. Гвиччардини, скажем. «Счастье людей часто оказывается их величайшим врагом, так как оно часто делает их злыми, легкомысленными и заносчивыми; поэтому самое большое испытание для человека – устоять не столько против неудач, сколько против счастья». Ты не устояла.

      Она молчала.

      – Да и, в конце концов, «Человечество – это мы!»

      – Кроме четырехсот миллионов есть и другие. Ваш мерзкий эгоцентризм невыносим. Людей на планете три миллиарда.

      – Значит, мы, говоря вашим языком, самые породистые.

      – Нет, в вас нет ничего… Благородство, милосердие, доброта – это порода. Нет! Для вас лишь война и безразличие.

      – Ах, нотки отчаяния… Не за себя, но за мир.