Непрощенный. Лорен Кейт

и принялась смотреть, как течет вода по камням, выступающим из ручья. Секунду спустя Кэм к ней присоединился.

      – Откуда ты? – спросила она.

      – Из этих мест? – Кэм запустил руку в изогнутые ветки, где Лилит оставила свою гитару. Иногда она приходила сюда и играла, пропуская обед. Это помогало ей не думать о том, насколько она голодна.

      – Такой таинственный? – сказала она, имитируя его тон и забирая у него гитару.

      – Все не так круто, как звучит, – сказал Кэм. – Прошлой ночью я спал на пороге мастерской по ремонту телевизоров.

      – О’Мэлли на Хилл-стрит? – спросила Лилит, настраивая струну повыше. – Это странно. Я один раз спала там, когда меня оставили под домашним арестом и мне нужно было сбежать от Дженет.

      Она почувствовала на себе его взгляд: Кэм хотел, чтобы она продолжала.

      – Дженет – моя мама.

      Но это был разговор, ведущий в тупик, поэтому она сменила тему:

      – Как ты здесь оказался?

      Кэм сжал челюсти, на лбу между глаз проступила вена. Ему явно хотелось обсуждать это в последнюю очередь, что показалось Лилит подозрительным. Он что-то скрывал, как и она.

      – Хватит «За кадром». – Кэм открыл гитарный кейс, который взял из музыкальной комнаты, и вытащил зеленую Fender Jaguar, собственность группы поддержки Трамбулла. – Давай что-нибудь сыграем.

      Лилит чихнула и ухватилась за живот. Голод ржавыми ножницами проходился по ее внутренностям.

      – Голодный чих, – сказал Кэм. – Не следовало позволять тебе отговорить меня от идеи где-то поесть. Хорошо, что ты со мной.

      – Почему?

      – Потому что нам хорошо вместе. – Он откинул темные волосы с глаз. – И потому что я путешествую с деликатесами.

      Из своей холщовой сумки он вытащил пакет с галетами и небольшую, но солидную баночку с иностранной надписью. Кэм взялся за крышку и постарался повернуть ее. Та не поддавалась. Он попробовал еще раз; на лбу у него снова проявилась жилка.

      – Дай сюда. – Лилит забрала у него банку и подсунула ее под струны гитары, позволяя одной из них вскрыть вакуум. Ей однажды довелось проделать подобное дома, когда Брюс был голоден, а банка с соленьями осталась последним, что у них было.

      Банка открылась в ее руках.

      Кэм пробежался кончиком языка по зубам и легонько кивнул.

      – Я ослабил крышку для тебя.

      Лилит заглянула в банку. Та была набита крошечными влажными черными икринками.

      – Осетр, – сказал Кэм. – Лучшая икра.

      Лилит понятия не имела, что делать с икрой. И где он достал ее – особенно если спал прошлой ночью на улице.

      Кэм открыл упаковку галет и одной из них нагреб горку блестящей черной массы.

      – Закрой глаза и открой рот, – сказал он.

      Она не хотел этого делать, но голод победил.

      Галета была хрустящей, а икра – мягкой и сочной. Потом Лилит ощутила солоноватость икры и поначалу решила, что ей не нравится. Но когда Лилит дала ей полежать на языке мгновение, насыщенный вкус распространился у нее во рту, маслянистый с резкой ноткой. Она сглотнула,