Роузуотер. Таде Томпсон

с черными цветами и пыльцой, которая поднимается в воздух, точно дым из горящей нефтяной скважины.

      Аватар Теми – змея, хотя она больше похожа на плывущего по воздуху угря, с боковыми плавниками, которые идут волнами, когда она взлетает. Она примерно двенадцать футов в длину, хотя в ксеносфере прикидывать размеры сложно.

      Джон Боско представляется человеком, монахом в низко надвинутом капюшоне, с темнотой вместо лица. За аватаром тащится призрачный образ его реальной внешности, ошибка новичка или признак его скромного дарования. В крав-мага, однако, он бог.

      Видите этого человека в белом.

      По-моему, нам нужна другая музыка. Организую утечку этой мысли и чувствую согласие своих товарищей.

      Олоджа – лужа персиковой жидкости, что течет ручейками вокруг нас. Она улетучивается, обращаясь в пар, с головокружительной скоростью.

      Господь потревожит воду.

      Теми подплывает ближе ко мне, обвивается вокруг грифона. Если я взмахну крыльями, то сделаю ей больно, поэтому я не двигаюсь, чищу себя клювом, пока она резвится.

      Эбун в ксеносфере становится полностью умозрительной. Она – идея, уходящая в младенчество, в невербальный период. Нет слов, с помощью которых можно осознать ее форму, и нет картинки. Мы осознаем ее присутствие, но оно крайне абстрактно. Идея – ее собственная, из раннего детства. Даже она ее не до конца понимает, но может извлечь из потерянных воспоминаний и использовать. Она в безопасности. Изящное решение, жаль, что не я его придумал.

      Темная пыльца цветов сгущается и образует облака. Кто-то недоволен или грустит. Мы все это чувствуем. Зараза, ненавижу такие закидоны коллективного разума.

      – Ублюдки ленивые! – врывается Хренов Данлади. Облака исходят от него, думаю я, и кто-то соглашается.

      Он неподвижен, стоит впереди нас и вглядывается в буш. Потом оборачивается к нам и говорит: «Прячьтесь». Его лицо неподвижно, решительно, сосредоточенно. Он идет вперед.

      Мы сливаемся с подлеском, маскируемся грязью, как нас учили. Теперь нас искусают еще сильнее. Мы боимся даже дышать.

      Хренова Данлади нет двадцать пять минут, а вернувшись, он тяжело дышит, и его форма испачкана кровью.

      – Вперед, ублюдки ленивые. Мы и так задержались. Нужно добраться до дамбы Алау до заката. Подъем, подъем, подъем! Вода сама себя не перейдет.

      Мы осторожно поднимаемся. Он не рассказывает, что случилось, так что я заглядываю к нему в голову. Мы не должны этого делать, нам говорят, что инструктора защищены, и в какой-то степени это верно. Никто из моих соучеников не может пробиться через… защиту. Я могу. Это сложно, но я могу. Я никому этого не рассказывал.

      Хренов Данлади крадется и замечает троих повстанцев, разведгруппу с легким оружием. Он набрасывается на них со скоростью, за которой я могу уследить только потому, что я у него в памяти. Он убивает всех троих голыми руками, прежде чем они успевают выстрелить. Он как будто не человек. Одним ударом в висок проламывает череп первого, удерживает