В преддверии нулевой мировой войны. Олег Белоус

как сосиска пальцем, тяжелой походкой, постукивая посохом, прошел к скамье у стены, уселся, рядом столбом застыл слуга.

      – Что сказывает? – боярин обратил тяжелый взор на дьяка.

      – Все так же, батюшка-князь, сказки сказывает про какой-то город из будущего, к нам перенесенный, а сам не знает, какой год сейчас. – Дьяк мелко-мелко затрясся, хохоча грудью. Остановился, бросил многообещающий взгляд в сторону пытаемого и застывшего рядом истуканом заплечных дел мастера, – Заставим! И не такие у нас пели!

      Ромодановский злобно глянул. Неодобрительно пошевелив усами, тяжко уставился на съежившегося дьяка. Вздохнув, огладил усы, напряженно размышляя о чем-то.

      – Про город он не врет, – вполголоса задумчиво обронил князь, немного помолчал, продолжил, – вот что, обмыть и занести в мою карету, сам буду допрашивать! То воля государева, а с Тихоном Никитичем то обговорено, – он протянул дьяку бумагу, – вот грамотка от боярина твоего.

      Дьяк, скрывая удивление во взгляде, пробежался по листку глазами. Все верно, грамотка писано собственноручно боярином Стрешневым Тихоном Никитичем – главой Разбойного приказа. Он торопливо согнул спину, одновременно делая знак палачу быстрее развязывать страдальца:

      – Сделаю, князь-батюшка.

      Боярин тяжело поднялся. Ну вот, будет лишняя игрушка Петеньки, неожиданно тепло подумал он. Любит он всякие диковинки, а что может быть чудеснее, чем город из будущего? Ужо послужу я царю! Оба: и дьяк, и палач вновь согнулись в угодливом поклоне. Постукивая посохом, боярин направился на выход из подвала. Неожиданно остановившись, повернулся, обдав дьяка подозрительным взглядом:

      – И диковины его принеси, да упаси тебя господь, если хоть что пропадет!

      Не дожидаясь ответа, повернулся, вышел из подвала. Скрипнула, закрываясь за слугой, дверь, шаги удалились. Палач, снимая вокруг висящего на дыбе тело, начал суетиться, а дьяк уселся назад. Поджав губы, сложил пальцы домиком и принялся размышлять. «Может, оставить чего? Нет, страшно, узнает чего, шкуру кнутом до костей обдерет!» Дьяк содрогнулся, затем мысли его перенеслись на пленника. «Что-то тут нечисто! Зачем самому могущественному во всей Москве после царя человеку колдун? Или не лжа, сказки про город из будущего? Надо все обсказать благодетелю князю Борису Алексеевичу Голицыну. Хоть и в большой опале его сродственник князь Василий Васильевич, да Голицыны род большой, в Думе сидят да и не на всех опала. Глядишь, вспомнят обо мне в своих милостях!»

      ***

      За месяц до событий в пыточной избе Разбойного приказа.

      Александр, с пистолетом, приставленным к голове будущего тестюшки, застыл у открытой двери мэровского «вольво». Ненавидящие глаза продолжают буровить зрачки Соловьева, тот отвечает не менее яростным взглядом. Общение будущих родственников идет успешно. Пахнет дымом, кровью и пролитой соляркой. С каждым мигом все больше чадит из-под капота, ехавшего впереди джипа охраны. На мокром асфальте валяются два окровавленных тела в форме национальных гвардейцев,