Алле-ап! Манюня. Или любовные приключения Прасковьи. Таня Сербиянова

section>

      Все нужно пережить на этом свете,

      Все нужно испытать и оценить…

      Несчастье, боль, измену, горе, сплетни —

      Все нужно через сердце пропустит…

      И лишь тогда, вставая на рассвете,

      Вы сможете смеяться и любить…

Неонила Запара

      Часть первая Цирк Факетти

      Происшествие

      Ах! – десятками женских легких… а!… – сдавленным стоном мужчины, – падаю и в ту же секунду – бум! Все, ничего больше не чувствую. Следом в страшной тишине истерический женский крик: – Убилась! Она убилась!

      Но я уже этого ничего не осознаю, отключаюсь, не чувствуя боли и неудобного положения тела, что образует на сцене неправдоподобно лежащую груду… И это все, что от меня осталось… Последнее, что вижу… Манюня – моя напарница, нижняя из гимнасток, застыла с поднятыми к плечам руками и судорожно сжатыми опустевшим пальцами. И, ведь только секундой назад она еще держала верхнюю гимнастку – за ноги. Все, больше уже ничего, темнота и куда-то проваливаюсь…

      А та, что стояла, она, словно пораженная молнией, напряглась так, как будто бы это она, а не ее партнерша с высоты ее плеч, секундой назад, оскользнувшись, рухнула на пол…

      Потом она, несоизмеримо мелкими шажками – по отношению к своему налитому здоровьем телу, нелепо посунулась к лежащей партнерше и села, подгибая крепкие ноги, не отводя глаз от верхней, той кто только что, вот, на ней пыталась устоять и оскользнулась…

      – Я не хотела, я… – и беззвучно заплакала, безвольно раскинув руки в стороны, такие сильные и вовсе теперь ненужные, лежащей пред ней девочке…

      Она непроизвольно протянула руку, намереваясь увидеть лицо неподвижно лежащей партнерши, как тут на весь зал прозвучал сильный и требовательный мужской окрик…

      – Не трогай! Не смей! Только врачу.…Вызывайте скорую! – кричал на ходу мужчина, спешащий вскочить на сцену – возможно, коротким путем…

      – Скорую! Скорую! – загалдели сразу же многие… – Ну, кто-нибудь?! Неужели, нет среди нас врача? – закричали несколько женщин, по вскакивающие с мест, и растерянно оглядывающих публику, все еще не пришедшую в себя, после увиденного ими внезапного падения гимнастки прямо у всех на глазах…

      – Ну, кто-нибудь, вызовете скорую! Неужели, нет среди нас настоящих мужчин?!

      К месту падения, к лежащему неподвижно телу сразу же из-за кулис, зрительного зала метнулись, а потом, словно наткнувшись на стену, сгрудились вокруг, заслоняя своими телами свет и забирая воздух так нужный сейчас лежащей и неподвижной…

      – Воздух! Воздуха… – закричала Манюня, которая, только что, немыслимо изогнувшись низкой дугой, чудом услышала прерывистое и еле слышное дыхание раненной…

      Потом Манюня вскочила на ноги, и, разводя руки в стороны, широко вышагивая, как бы очерчивая невидимый круг вокруг раненной, крутанулась выкрикивая…

      – Назад! Всем назад! Кто подойдет, убью!

      Столпившиеся отшатнулись назад, отскочили и кто-то громко…

      – Да, она ненормальная… Она уже убила одну, а теперь и до нас…

      Договорить не получилось, потому как Манюня, угрожающе навалилась на того, кто посмел о ней так, кто о ее девочке, и о том, что эта она…

      – Убью! – надвигаясь, угрожающе прорычала, – все пошли вон! – и по залу прокатился этот ее окрик – ее «вон» – со звоном, как звук выстрела…

      Потом встала над ней, широко расставив обворожительно длинные и слегка располневшие ноги, развела руки в стороны, ограждая тело от всех, словно птица, крыльями защищающая птенца… Она так и стояла, никого не подпуская, пока не приехала скорая и врач, с медсестрой, над бедной девочкой не захлопотали…

      Потом осторожно ее приподняли и с помощью посторонних мужчин, аккуратно ступая, вынесли гимнастку на улицу к скорой помощи.

      Их обступили, стараясь, почему-то увидеть бледное, обескровленное лицо гимнастки.… И тут снова, отгоняя зевак, встала преградой Манюня…

      – А ну, отойди! Отойди, кому я сказала? Ну, ты и достала меня … – кому-то говорила, в сердцах Манюня вовсе не замечая своего несуразного артистического внешнего вида на улице.

      На ней было плотно обтягивающее трико, которое обрисовало немалую фигуру и просматриваемый контуром сдавливающий красивую полную грудь, уменьшенную тесным лифчиком, а на ее роскошных бедрах топорщилась коротенькая воздушная, черного цвета юбочка – пачка, из-под которой бесстыдно и теперь уже многим было видно, проглядывали туго обтягивающие ее причинное место обмоченные трусики… Это она со страху, нечаянно – негаданно, выдала, циркнула… Но, сама этого не замечала, находясь в таком возбуждении от всего происходящего… Ей непременно что-то надо было делать, кого-то отталкивать, спорить, спасать кого-то еще… И это все у нее от нервов, от нервного срыва, и даже на щеках, так и остались дорожки от слез, размывшие грим артистки.

      Она ничего не замечала,