Пикник на острове сокровищ. Дарья Донцова

супругу. Вава! Это наш шанс!

      Глава 8

      – Ты предлагаешь мне изнасиловать молодую особу и заставить ее таким образом выйти за меня замуж? – решил уточнить я. – Боюсь, подобная роль не для меня!

      Маменька посмотрела на дверь.

      – Вава! Ты кретин! Я поговорила с Розой, она от тебя в восторге, мы согласны на бракосочетание.

      – Осталась маленькая деталь.

      – Какая? – воскликнула Николетта.

      – Надо, чтобы я и Сонечка захотели пойти в загс.

      – Ну, тебя никто и спрашивать не будет! – забыв про необходимость соблюдать тишину, рявкнула маменька.

      Да уж, в этом я не сомневался!

      – Навряд ли Сонечка столь послушная дочь, – попытался я охладить пыл Николетты.

      Сколько раз маменька пыталась женить меня! Ей-богу, я сбился со счету! Правда, до сих пор у нее ничего не получалось, но дело не во мне, хотя я совершенно не горел желанием заполучить штамп в паспорте. Просто каждый раз отношения заканчивались по инициативе невест. Но, если честно, девушка с таким приданым встретилась на моем жизненном пути впервые. И Сонечка, в отличие от прежних кандидатур, хороша собой, вот только, похоже, глупа как гусыня!

      – Зачем ты соврала Соне про сына-писателя? – спросил я.

      Николетта поправила взбитые парикмахером кудри и состроила брезгливую гримаску.

      – Вава! Ты мой позор! Приличной работы не имеешь, сидишь у матери на шее!

      Я возмутился! Получаю отличную зарплату, занимаюсь любимым делом, поверьте, и общество «Милосердие», ответственным секретарем которого я являюсь, и служба в качестве частного детектива приносят мне глубокое удовлетворение. И потом, кто содержит Николетту? Дает маменьке деньги? Покупает ей еду, одежду, обувь? Или вы полагаете, что Николетта безбедно существует на муниципальную пенсию?

      – Конечно, – горько вздохнула маменька, – есть на свете счастливые женщины, которые по праву гордятся детьми, ставшими президентами, великими актерами, музыкантами. Я, увы, нахожусь среди тех немногих бедняжек, которые, отказывая себе во всем, несут в зубах сына, перетаскивают его через валуны житейских невзгод, не получая взамен ничего! Вот она, святая материнская любовь!

      Я прислонился к комоду. Дело совсем плохо. До сих пор Николетта старательно замалчивала факт наличия у нее великовозрастного дитятки. Маменька упорно сообщает окружающим, что ей чуть больше тридцати, и я никак не вписываюсь в биографию юной дамы. Конечно, люди знают правду, тем не менее слово «сын» Николетта старается не произносить, а мамой она запретила себя называть еще тогда, когда я не умел разговаривать. Маленький Ванечка пытался называть родную мать: Колетта, Киколетта, Нилетта… Как только я не коверкал тяжелое в произношении имя, но слово «мама» не произносил. Потому что не хотел получить оплеуху, отпущенную надушенной ладошкой.

      – Немедленно прекрати подпирать мебель! – шикнула маменька. – Это же подлинный Павел[3], с медальонами! Еще поцарапаешь!

3

Мебель времен императора Павла I.