Сломанные вещи. Лорен Оливер

Брикхаус-лейн, названная так в честь полуразрушенного кирпичного домика[6] в конце этого переулка, домика, расписанного граффити с нанесенными несмываемыми маркерами инициалами, перед которым на шлакоблоках все еще стоит проржавевший «Додж».

      Перкинс-роуд перекрыта пожарной машиной. Большая сосна, свалившись, порвала провода ЛЭП, и теперь здесь со скучающим видом толпятся рабочие, похожие на людей, ожидающих своей очереди на почте.

      Напротив я замечаю открытую дверь дома Марси Дэвис. Хотя в ее жилище слишком темно, я готова была бы поспорить на что угодно, что она сидит там в шезлонге напротив кондиционера, наблюдая за творящейся снаружи кутерьмой. Марси и есть тот неназванный «источник», который цитировали пять десятков газет и по словам которого о моих психопатических тенденциях стало известно еще с тех пор, когда я была ребенком. Несколько лет она рассказывала людям, будто я ради удовольствия мучила лягушек и воровала велосипеды у других детей; будто я всегда была помешана на ножах и играла не в кукол Барби, а в войну – и это притом что мы переехали на Перкинс-роуд только через несколько месяцев после гибели Саммерс – после того, как Билли Уоткинс, наш сосед по Бор-лейн, сказав, что действовал по велению Бога, сжег наш дом, бросив в гостиную коктейль Молотова, когда внутри находилась я. Думаю, Марси даже не платили за ее интервью – ей просто нравилось выдумывать всякие гадости.

      Я закидываю спортивную сумку на плечо, как будто это мертвое тело, которое я вытащила из разрушенного здания, надеясь, что эта ноша полностью скроет мое лицо, и пытаюсь по лужайке Марси обойти пожарную машину.

      Но меня сразу же останавливает пожарный.

      – Постойте. – Весь подбородок у него покрыт угрями – точь-в точь как у двенадцатилетнего мальчишки. Он одет не по форме – на нем только комбинезон поверх белой футболки. – Эй, куда это вы идете?

      – Домой, – отвечаю я, чувствуя, как по спине ручьями течет пот.

      – Дорога перекрыта, – говорит он. – Вам придется вернуться позже.

      Я чувствую, как сквозь тонкую ткань сумки мне в шею врезается что-то твердое – мой сотовый телефон.

      – Я не могу вернуться позже. Я здесь живу. – К нам поворачивается еще один пожарный. – Послушайте, – продолжаю я, – отсюда виден мой дом. Видите вон тот маленький серый домик? – Я даже показываю рукой, потому что все дома на Перкинс-роуд серые, ведь их все построили за два года из одного и того же дешевого низкопробного материала – фанеры и плоской кровельной плитки. – Я пройду быстро. И не буду подходить к проводам.

      – Дорога перекрыта, – повторяет сопляк-пожарный, даже не обернувшись, чтобы посмотреть, куда указываю я. – По распоряжению Управления пожарной охраны.

      В конце концов я выхожу из себя.

      – А ты вообще-то уже достаточно взрослый, чтобы отдавать такие приказы? – Я понимаю, что спорить глупо, но я часто говорю, не подумав. – Разве прежде чем что-либо сказать,

6

Брикхаус-лейн (Brickhouse Lane) – переулок Кирпичного дома (англ.).