Зеркало Велеса. Александр Прозоров

сообщил Андрей. – Нечего мне более в постели валяться. Давай, покажи мне крепость.

      – Какую крепость, барчук? – не понял дядька.

      – Ну… – Андрей запоздало сообразил, что как сын хозяина, выросший в этих стенах, он и так все должен отлично знать. – Я хотел сказать, давай пройдемся немного? Свежим воздухом подышу после болезни.

      – То мысль добрая, – тут же кивнул Белый. – Пошли. Токмо, чур, не обливаться боле!

      – Не буду, – пообещал Зверев. – То помутнение на меня нашло какое-то. Но теперь буду держать себя в руках.

      – Да я и вижу, горячка след свой оставила, – согласился дядька, выходя в горницу. – К озеру пойдем? Свечу за исцеление, опять же, поставить надобно.

      – Давай на стену сперва поднимемся?

      – Отчего не сходить? Глянем заодно, все ли ладно там…

      Спустившись с крыльца, Пахом повернул направо, нырнул в проход между домом и хлевом, обогнул груду соломы, прикрытую рогожей, затем по узкой тропе, вытоптанной вдоль склона, поднялся на земляной вал и тут же глянул в одну из бойниц:

      – Блестит сегодня золото как, барчук, глянь.

      Андрей подошел к соседней бойнице, выглянул. По сторонам, куда ни падал его взгляд, растекался бескрайний океан густого зеленого леса. Лишь изредка то тут, то там, светились проплешины нолей или поблескивали влагой небольшие озерца. Слева, справа, вдалеке поднимались еще холмы, но уже не такие высокие, а далеко у горизонта поблескивало что-то желтое, словно велосипедный катафот.

      – Что это там такое, Пахом?

      – Как что? То ж Луки, барчук, нечто забыл? Купол храма Вознесенского золотом на солнце отливает.

      – Какие Луки-то?

      – Да не какие-то, а Великие! В прежнюю-то пору звали их оплечьем Новагорода Великого супротив Литвы, а ныне предсердием Москвы кличут!

      «Великие Луки, – тут же щелкнуло в голове Зверева. – Это, помнится, где-то в Псковской области. Граница с Белоруссией, кажется. Ну, теперь хоть что-то понятно. Значит, я в России. Вот только…»

      – А какой ныне год, Пахом?

      – Дык, семь тысяч пятьдесят третий, барчук, какой же еще? Али изменилось что округ, пока ты не-дужил?

      «Так я, что, в будущем? Мир после атомной войны? Ничего себе фокус!»

      – Семь тысяч пятьдесят третий… От Рождества Христова? – после короткой заминки уточнил он.

      – Шутишь, барчук? – рассмеялся Белый, постукивая по торчащим из земли кольям в полметра толщиной. – От Рождества Спасителя! От сотворения мира, вестимо.

      – А-а-а… – Перевести одни даты в другие Зверев с ходу не мог, но понял, что находится все же в прошлом. Где-то лет четыреста тому назад.

      – Подгнило бревно… – остановился возле одного из кольев дядька. – Тут, конечно, не так опасно, но поменять надобно.

      – Пахом, а почему с той стороны и самострелы, и камнеметы, а с этой – ничего?

      – Склон здесь и круче, и выше, барчук, сам глянь. Опять же, через дубраву лестницы нести неудобно, а без них тут не залезешь. С востока речушка к стене не даст подойти,