Не искушай меня без нужды. Евгений Боратынский

у жестокой!

      Виновен я: я был неверен ей;

      Нет жалости к тоске моей глубокой!

      Виновен я: я славил жен других…

      Так! но когда их слух предубежденной

      Я обольщал игрою струн моих,

      К тебе летел я думой умиленной,

      Тебя я пел под именами их.

      Виновен я: на балах городских,

      Среди толпы, весельем оживленной,

      При гуле струн, в безумном вальсе мча

      То Делию, то Дафну, то Лилету

      И всем троим готовый сгоряча

      Произнести по страстному обету;

      Касаяся душистых их кудрей

      Лицом моим; объемля жадной дланью

      Их стройный стан; – так! в памяти моей

      Уж не было подруги прежних дней,

      И предан был я новому мечтанью!

      Но к ним ли я любовию пылал?

      Нет, милая! когда в уединенье

      Себя потом я тихо поверял,

      Их находя в моем воображенье,

      Тебя одну я в сердце обретал!

      Приветливых, послушных без ужимок,

      Улыбчивых для шалости младой,

      Из-за угла пафосских пилигримок

      Я сторожил вечернею порой;

      На миг один их своевольный пленник,

      Я только был шалун, а не изменник.

      Нет! более надменна, чем нежна,

      Ты все еще обид своих полна…

      Прости ж навек! но знай, что двух виновных,

      Не одного, найдутся имена

      В стихах моих, в преданиях любовных.

<1824>, <1826>* * *

      Ты ропщешь, важный журналист,

      На наше модное маранье:

      «Все та же песня: ветра свист,

      Листов древесных увяданье…»

      Понятно нам твое страданье:

      И без того освистан ты,

      И так, подвалов достоянье,

      Родясь, гниют твои листы.

<1826>* * *

      Мы пьем в любви отраву сладкую,

          Но все отраву пьем мы в ней,

      И платим мы за радость краткую

          Ей безвесельем долгих дней.

      Огонь любви, огонь живительный!

          Все говорят; но что мы зрим?

      Опустошает, разрушительный,

          Он душу, о@@бъятую им!

      Кто заглушит воспоминания

          О днях блаженства и страдания,

      О чудных днях твоих, любовь?

          Тогда я ожил бы для радости,

      Для снов златых цветущей младости

          Тебе открыл бы душу вновь.

<1824>* * *

      Приятель строгий, ты не прав,

      Несправедливы толки злые:

      Друзья веселья и забав,

      Мы не повесы записные!

      По своеволию страстей

      Себе мы правил не слагали,

      Но пылкой жизнью юных дней,

      Пока дышалося, дышали;

      Любили шумные пиры;

      Гостей веселых той поры,

      Забавы, шалости любили

      И за роскошные дары

      Младую жизнь благодарили.

      Во имя лучших из богов,

      Во имя Вакха и Киприды,

      Мы пели счастье шалунов

      Сердечно презря крикунов

      И их ревнивые обиды.

      Мы пели счастье дней младых,

      Меж тем летела наша младость;

      Порой задумывалась радость

      В