Тайная магия Депресняка. Дмитрий Емец

На ощупь плита была вязкой и липкой, как кисель. Что это кольнуло ему палец? Ага, угол фотографии. Меф готов был поклясться, что снимок появился внутри плиты только что.

      Меф достал его, расправил, стер грязь и, ощущая на себе взгляд Арея, стал изучать снимок. Темные дуги бровей. Спокойная, ненапряженная улыбка, что вообще-то большая редкость для фото, где все вымученно ждут птичку, явно намереваясь сотворить с ней что-то нехорошее.

      – Проклятье! – тихо сказал Меф. Он надеялся, что плита даст ему снимок кого-то другого. Кого ему не будет жаль.

      – Ты что, знаешь ее? Видел раньше? – спросил Арей.

      Плаховна и он уставились на Мефа с равным интересом.

      – Да. Это девчонка-валькирия, – с усилием произнес Меф.

      – Которую ты не убил, хотя у тебя была возможность, – вежливо напомнила Мамзелькина.

      Меф смутился.

      – Ну и у нее была… Но почему именно ее? Разве подойдет не любой эйдос?

      – Для обычного стража – любой. Но наследник мрака – это нечто иное. Старт должен быть убедительным. По-моему, валькирия – это как раз то, что нужно. Тебя будут уважать, – сказал Арей.

      – Считаете, она отдаст свой эйдос мне? Даже убей я ее – не отдаст. Силой же его не отнимешь, – начал Меф и замолчал, заметив, как Арей нетерпеливо нахмурился.

      – Думай, синьор помидор, думай! Нытье и отговорки – для неудачников. У этих болванов нет времени побеждать. Свои дни они тратят на поиски причин, почему они ничего не сделали и кто им помешал.

      Меф удрученно кивнул и еще раз посмотрел на снимок.

      – Ты слышала? Мне нужен твой эйдос! – сказал он фотографии.

      Девчонка продолжала улыбаться спокойно и радостно. Либо фотография была обычной, неоживающей, либо та, кого она запечатлела, никак не ждала от Мефа беды. Нет, все-таки в изгибе бровей этой валькирии есть что-то безумно знакомое! Что-то, что он видел многократно, к чему был привязан. Может, в школе, может, где-то еще, может, кто-то просто был похож на нее. Но почему же так ломит виски, когда он пытается вспомнить?

      – Больше мы тебя не задерживаем. У вас нет вопросов к нему, Аида Плаховна? – спросил Арей.

      – Есть. Где у вас медовуха?

      – Ну на этот вопрос я отвечу и без него, – сказал мечник, подходя к дубовому шкафу в углу кабинета.

      Покинув кабинет Арея, Мефодий подошел к окну приемной. Январь медленно переползал в февраль. Настенный календарь с идиллическими картинами стрелецкой казни готовился расстаться со своей первой головой – со своим первым листом.

      На Большой Дмитровке, 13, как и везде, была зима. Малозаметная в центре, здесь она проявлялась желтоватой наледью у стен домов и сосульками на телефонных будках. Вечером снег, ночью мороз, утром слякоть. Следуя причудам погоды, душа то замерзает, то оттаивает. И радостно на ней, и слякотно, и морозно, и тревожно.

      – Где Улита? Позови ее сюда! – догнал Мефа рык Арея.

      Меф оглядел приемную.

      – Не позову. Нету ее.

      – Что за фокусы вообще? Снова ушла на прополку бананов?.. – возмутился Арей.

      Последнее