Вила Мандалина. Антон Уткин

на него сильное впечатление.

      – Значит, – не уставал переспрашивать он, – всё это было нашим? – Ну, какое-то время – да, – отвечал я, верный исторической правде. Те полтора года вошли в местную историю под названием «русска управа», и только победы Наполеона в Восточной Пруссии положили ей конец.

      Кстати, стало понятно, почему консульство просуществовало только до 1806 года. В самом деле, зачем консульство в собственной провинции?

      «Русска управа» – Юре это ложилось на душу. Теперь он поглядывал на соседей как на каких-то оккупантов или уже прямо как на подданных, – и то и другое было верно. Но неверно читали эти взгляды они. Ненад сказал мне, что, по всеобщему мнению, Юра сильно взволнован недавним дерзким убийством вратаря местного футбольного клуба «Бокель». Но ведь вратарь, добавил Ненад, пал жертвой войны мафиозных кланов, связанных с балканским наркотрафиком, чего нам, людям, к этому непричастным, бояться абсолютно нечего.

      Антоне тоже был не в восторге от вступления в НАТО. Черногорский телевизор говорил, что телевизор российский представляет Черногорию как самое опасное место на земле, и Антоне пребывал в невесёлых раздумьях, будут ли и англичане и всякие другие пить козье молоко и брать напрокат его потрёпанную лодку, если русские подарят свою неприхотливость каким-то другим краям? И это, действительно, был тот ещё вопрос.

      Отныне наш замысел взобраться на крепость, сорванный вещим упрямством Якоба, в глазах Юры приобретал истинный, возвышенный смысл. Идея вновь осенить бухту Андреевским флагом настолько им овладела, что он попросил московских друзей заказать на измайловской барахолке Андреевский флаг размером три на четыре метра. «Мы им напомним!» – бормотал он в предвкушении своего торжества.

      – Да ты спятил? – узнав об этом, возмутилась его жена. – За такую шутку нас отсюда выдворят! И куда мы денемся?

      – Вернёмся домой, – в запальчивости ответил Юра.

      – Можно в Крым, – заметил я невозмутимо. – Климат похожий. Гор полно. А на них – генуэзские крепости. Вот где флаги вешать. Кстати, Степан Андреевич Санковский, офис которого – назовём это так – располагался в палате Ломбарди, два года перед смертью был градоначальником Феодосии.

      Юра сник. Судя по его кислой мине, ни становиться крымским колонистом, ни осваивать дальневосточный гектар охоты у него не было.

      – Нет, подумать только, такая была любовь, и на тебе – НАТО.

      – Сколько домов во Врдоле? – спросил я.

      – Двести-то будет, – отозвался несколько сбитый с толку Юра, обратив к жене вопросительный взгляд.

      – А сколько из них принадлежит русским?

      – Вроде, сорок.

      – А сколько в заливе таких Врдол? Ну, вот мы их и завоевали, – подмигнул я хозяйке. – А будет ещё больше… Впрочем, – поправил я сам себя, – «завоевали» – слово неуместное. Лучше скажем так: просто мы опять вместе. Нас тоже в очередной раз завоевали, так что уж притулимся где-нибудь здесь… Как-никак братья-славяне…