Бремя версий. Александр Муромцев

видел, но для него этот путь слишком опасен, и он это хорошо понимал.

      Деньги перекочевали в карман к Жеке. Бумажник с удостоверением и карточками, с усилием согнув их пополам, Жека запихнул в пустой снарядный стакан, хранимый под корнем березки для такого случая. Туда же он хотел запихнуть и футлярчик, но решил его рассмотреть в деталях.

      Колпачок футляра легко снялся и обнажил металлический контакт. Жека вспомнил, что похожую штуку он видел в поликлинике у медсестры, которая в регистратуре колдовала за компьютером, записывая на приём Жекину мать. Она ещё как-то смешно эту штуку называла в разговоре с другой медсестрой, но Жека не запомнил. Значит, эта вещь тоже может стоить денег, нужно только поподробнее разузнать. Футлярчик погрузился в тот же карман, что и деньги. Оставался телефон. Необычные грани угловатого корпуса ярко отсвечивали золотом. Таких Жека никогда не видел и решил его всё же придержать, и показать Сергуне.

      Он встал, сжимая в руке тяжелый снарядный стакан, размахнулся, что есть силы, и зашвырнул его в самую топь. Жижа чавкнула, принимая подарок.

      Больше здесь делать нечего. Жека сгонял на мотоцикле в город, накупил спиртного, пива и закуски и поехал домой. В сельском магазине он решил с деньгами не светиться, чтобы избежать лишних разговоров.

      Жекин трехдневный пир прервала мать. Она ещё в дверях начала ругаться, обзывая неблагодарным, и другими обидными словами. Жека, как мог, оправдывался и уверял, что выпивать он прекращает, деньги как с неба упали, грех было не отпраздновать. Желая утихомирить мать, он отдал ей пятитысячную бумажку. Мать деньги убрала и уж было собралась уходить на свою половину, но остановилась у притолоки и с чувством выдала:

      – Горе ты, горе! Одно слово безотцовщина, научить некому. Упал тебе фарт, ну и сиди тихо, как мышь под метлой. Оглядись, всё ли ладно. А ты за стакан и ханку глушишь! Сявка ты ещё, сявка и есть!

      Жека притих, понимая, что мать говорит от сердца. Правда, словечки у неё те ещё. Сказывался трехлетний лагерный опыт. Мать загремела тогда за растрату в магазине на отсидку, а Жека в интернат, пока его не забрал к себе оттуда дед.

      Мать, махнув рукой, ушла, а Жека крепко призадумался. Хмель в нём всё ещё бродил, но пора было остановиться и действительно разузнать в городе, нет ли каких разговоров про труп и машину.

      15

      Климов, погружённый в раздумья, до районной больницы дошагал, не заметив расстояния. Пришёл в себя на ступенях главного корпуса. Сделав над собой усилие, Игорь внутренне собрался, настраиваясь на работу со свидетелем. Сунув в окошко проходной удостоверение, Игорь выяснил, где сейчас больной Иванов. Сказали, что уже перевели в общую палату. Второй этаж, налево, палата двадцать один.

      В палате на шесть человек все места были заняты. Лежачих оказалось всего двое. Остальные или сидели на своих местах, или бродили между коек. Имелись и двое посетителей, выделяясь на фоне застиранных халатов яркими летними одеждами.

      Петровича Игорь не сразу