Пень. Яков Шель

обманчивые берега, эти зовущие луга, эта зачарованная

      даль. Я почувствовал, что иду к ней. Ее глаза по мере сближения

      становились все больше, темнее, глубиннее; я стал погружать-

      ся и видел, все больше изумляясь, что она погружается вместе

      со мной в эту пьянящую, чудесную, зачарованную глубину про-

      зрений. И там, в изумрудной глубине, где лежат влюбленности,

      словно обломки затонувших кораблей, мы встретились. Но по-

      чему глубина изумрудная? Отчего легко дышится? Я увидел

      рядом, совсем близко, будто смотрел в зеркало и видел себя,

      ее сияющие глаза и понял, мы были на высоте; но ведь высота

      принадлежит чувствам, здесь они парят, тут их гнезда, здесь их

      вольный ветер! Как нас сюда занесло? Я чувствую ее, она рядом,

      или во мне?

      Я встряхнул головой, отгоняя видения, и увидел снова ее гла-

      за, они смотрели спокойно и ясно; как странно, она вела себя

      так, словно вынырнула вместе со мной и, поднявшись на повер-

      хность, огляделась. Мне захотелось выпить.

      – Выпьем! – сказала она и показала на полный фужер.

      Мы выпили.

      – Мы с Вами едины, даже в теме прозрений, не говоря о теме

      очарований; странное единодушие!

      – Ничего удивительного! – сказала она с легкой улыбкой,

      не сводя с меня синих глаз. – Мы сблизились настолько, что

      смешались в бесконечной пропорции, как вода и спирт. Кто так

      говорил из великих?

      – Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм по про-

      звищу «Парацельс».

      – Выпьем за это!

      Мы дружно выпили.

      – Но разочарования я преодолела, как болезнь роста, и снова

      восхищена Вами! – сказала она и нежная улыбка тронула ее чу-

      десные губы. – Мы давно уже стали единым организмом, одним

      целым, в котором даже на рентгене видно, что это один харак-

      тер, одна кровь, и один вкусный, пахучий, живительный сок…

      – Мне тоже кажется, я снова в Вас влюблен! А может, не пере-

      ставал любить! – пробормотал я, качая головой и веря ей, как

      себе.

      Я вызвал такси, и мы поехали с моей воображаемой собесед-

      ницей домой. Но с кем я ехал? С моими печалями, моей влюблен-

      ностью, моим одиночеством?..

      Дверь

      из всех дверей в этой большой роскошной квартире, застав-

      ленной тяжелой громоздкой мебелью, увешанной картина-

      ми, украшенной сувенирами и безделушками, в которой, каза-

      лось, все дышало счастьем и благополучием, только небольшая

      дверь в туалет чувствовала себя несчастной и обделенной.

      – Надо же! – вздыхала она, – родиться туалетной дверью!

      За что мне этот рок, за какие грехи моих предков это мне наказа-

      ние? Или злая звезда надо мной?!

      В самом деле. Если подойти близко к ее генеалогическому де-

      реву и внимательно оглядеть его до самых корней,