Тревожная Балтика. Том 2. Александр Мирошников

дают? – удивился Александр.

      – У нас все есть, – отметил Лукин. Александр чувствовал, что тот не сводит с него глаз. – Это нас Шикаревский балует.

      Не понимая, каким образом названный матрос может «баловать маслом» команду, Мирков лишь удивился в слух. Кто-то засмеялся.

      Лукин отступил назад и прислонился к спинке койки. Заговорщицки, пальцем, поманил к себе татарина.

      – Вот, теперь смотри, Шайдулин. Ему разъяснишь все наши порядки. Сегодня еще не трогай – пускай присмотрится. А дня через два-три можно начинать. И пускай тащит на всю катушку. Подключай Шикаревского, пусть растолкует, что надо.

      Александр поразился услышанному, будто разговор шел не о человеке, а о приручении дикой кобылы.

      – Ну, ты сам понимаешь, – тихо продолжал Лукин, – это твоя смена, и чем быстрей он освоится, тем быстрееты отделаешься от бачка. Так ведь?

      – Да, – ответил не задумываясь Шайдулин.

      – Ну, раз понял, тогда давай, начинай.

      Лукин направился к выходу, обронил на ходу Александру:

      – Ты кушай, кушай… – и удалился, шаркая тапочками. Все, кто заканчивал есть, бормотали под нос «спасибо», что было не выражением чувства благодарности, а скорее ритуалом, и шли на перекур.

      Положение Шикаревского действительно было тяжелым. Шайдулин все больше отлынивал, сваливая на него огромный объем работы и обязанностей, которые тот должен был исполнять в обязательном порядке. Матрос носился по кораблю, обремененный многочисленными заботами и проблемами, озабоченный тем, как получше обслужить и накормить своенравных «годков». Старался изо всех сил, но просто физически не успевал все делать, да еще нес вахту радиста. Сослуживцы, которым было наплевать на его проблемы, считали его тяготы делом сугубо личным. Они жаловались Шайдулину, который, устав от бесконечных обращений, закатывал рукава и кулаками учил «меньшого брата». Он применял закон физической передачи энергии – чем чаще слышал упреки от старослужащих, тем нещадней колотил и осыпал отборной бранью «неуправляемого» Шикаревского.

      Шайдулин дождался, когда за столом никого не осталось, и только теперь, противопоставляя себя двоим, позволил себе сесть. С наигранной неторопливостью налил в тарелку оставшийся в бачке борщ, вспомнил о двоих помощниках, заглянул, оставил малость. Шайдулин ел показномедленно, растягивал наслаждение. Только сейчас он мог пожить в свое удовольствие, размышляя о мерзости общества, в которое попал и которому был вынужден прислуживать. Презирая себя за слабость, был вынужден унижать других, тем самым возвышал себя в собственных глазах.

      Шикаревский ненавидел своего истязателя, который, как оборотень, изображал сдержанного интеллигента с физиономией тихого человека. Быстро складывал посуду в ящик, исподлобья недобро поглядывая на беспечную позу драчуна.

      Шикаревский слил из бачка борщ, оставил немного Миркову.

      – И тебе тут осталось, – буркнул впервые ему.

      Шикаревский торопливо