Повестка в жизнь. Дмитрий Киселев

Я не учел того, что сразу стал выделяться в ряду призывников и на короткое время получил прозвище «волосатик». Каждый не упустил возможности так меня обозвать и посмеяться, и я ощущал себя посмешищем среди гладко побритых товарищей. Когда остальные отдыхали, я попал к парикмахеру-«садисту» из числа солдат этой части. Он выстригал разные фигуры на голове под радостный смех сослуживцев и приговаривал: «Вши не обнаружены, пациент свободен!»

      И после этого я пришел к выводам, что в армии: 1) нет хорошего парикмахера и 2) армия боялась педикулеза.

      Как я уже писал выше, всю свою юность я прожил в бараке, в маленьком бывшем шахтерском поселке, который располагался в семи километрах от города Богородицк. Когда-то поселок был построен как временное поселение для семей шахтеров, в нашем районе активно добывали уголь. Но шахты вскоре истощились, а люди остались брошенными после перестройки. Всё местное население имело возможность работать либо на мебельной фабрике, либо на заводе по производству мелких запчастей, либо в колхозе. Зарплату выдавали очень редко и всё чаще натурой.

      Какой-то период мой дядя, работавший водителем на заводе, приносил зарплату перчатками. Вскоре и фабрика, и завод, и колхозы закрылись и были разворованы, как и большинство предприятий во всей стране. В поселке не существовало ни дорог, ни газа, ничего, что могло бы указывать на XXI век. Это было самое убогое мое время и одновременно самое счастливое. Старые, ветхие бараки, зимой промерзшие внутри, ванны и унитаза не то что не было, само понятие просто отсутствовало, все ходили в деревянные туалеты, а мылись в городской бане по выходным, но чаще дома, возле печки в тазиках.

      А вот летом можно было помыться в душе, построенном самим, или в пруду, или на карьере. Кстати, эти условия и заставили меня постичь науку строительства. Так вот, постричься было сложно, машинок не было, ножницами никто не умел, а в парикмахерскую пойти – дорого. В армию я призвался с густой шевелюрой, нет, не с длинными волосами, а с давно не стриженными, подумал, что всё равно побреют налысо, и тем самым армия уровняет мою индивидуальность.

      Эта часть в Коврове, где мы находились, была обыкновенной: с плацом, казармами, штабом. Призывников, старались отгородить от «местных» солдат, чтобы те не могли отнять что-нибудь у нас. Я как будто попал в мир с уже существующими, не понятными мне, правилами. «Старожилы» смотрели на молодое пополнение, как на добычу. И вроде бы они такие же, как и мы, тоже молодые парни, все разные, но объединенные общим бытом и новым представлением о жизни.

      Мы оказались в мире, в котором ничего не понимали, и поэтому любой шкет, уже носивший форму, был увереннее каждого из нас. Я видел, как маленького роста солдат, прослуживший не многим больше полугода, с уверенностью и бесстрашием заставлял высокого и сильного призывника себе подчиниться. У меня всё это не укладывалось в голове, но чувствовалось, что я стал принадлежать к какому-то иному сообществу людей. Офицеры (я только потом это понял) были правы, что отгородили нас от остальных,