Я больше не одна. Джерри Хилл

мягко произнесла она, – и одинока.

      Она, наконец, повернулась и взглянула на Шон.

      – И на самом деле причина не в нем.

      Шон кивнула, ожидая продолжения.

      – Я не хочу думать, что толкнула его на это, но вероятно, так оно и есть, – призналась она. – Меня не интересовал секс с ним и… Боже, и мы совсем не разговаривали.

      Она снова вздохнула, удивляясь, что же такого есть в Шон, что ей легко говорить с ней о таких вещах.

      – Я даже думаю, мы перестали нравиться друг другу.

      – Но когда-то ты была влюблена в него, – сказала Шон.

      – Да, я думала, что была. Иначе, почему бы я вышла за него?

      – Все твои подруги выходили замуж, твоя семья считала его идеальной парой для тебя и все такое, – предположила Шон.

      Сьюзан грустно усмехнулась.

      – Именно. Весомая причина, не так ли?

      – Двадцать лет пролетело…

      – Да, – пробормотала Сьюзан, – и я не хочу, чтобы еще двадцать прошло также.

      Они снова помолчали, Сьюзан подошла к морозильнику Шон и достала им еще по бутылке пива, с улыбкой заметив, что Шон прикуривает две сигареты.

      – Почему приют?

      Сьюзан не сводила глаз с Шон, беря сигарету.

      – Однажды он помог мне, – тихо сказала Шон. – Это моя плата.

      – Ты подверглась насилию?

      Шон покачала головой.

      – Моя мама. Я была просто ребенком для битья, когда ее не было рядом.

      Сьюзан уловила боль в голосе собеседницы, несмотря на то, что это случилось давно. Она пожалела, что стала выпытывать.

      – Все в порядке, – заверила Шон, как будто прочитав мысли Сьюзан. – Я стараюсь больше не вспоминать об этом и тем более не рассказывать. Я лечилась пять лет.

      Она заставила себя улыбнуться.

      – Надеюсь, этого достаточно.

      – Я могу спросить, что произошло? – осторожно поинтересовалась Сьюзан.

      – Это очень длинная история, – медленно и тихо произнесла Шон. – Я ее никому не рассказывала, кроме своего врача.

      Она удивилась, почему собирается рассказать ее сейчас этой посторонней женщине.

      – Ты уверена. Что хочешь ее услышать?

      – Если ты готова рассказать, – ответила Сьюзан, подкладывая хворост в костер. Она всматривалась в лицо Шон, пытаясь угадать, какую боль вынесла эта женщина много лет назад. Прошло некоторое время прежде, чем Шон заговорила.

      – Когда я была маленькой, я думала, что у моего отца просто плохой характер. Он часто шлепал меня, чтобы научить держать язык за зубами. Но когда я подросла, мне было девять или десять, я поняла, что он все время ищет причину, чтобы ударить. Не только меня, но и мать тоже. Особенно ее.

      Шон нахмурилась, и Сьюзан пожалела, что подняла эту мучительную тему. Теперь ее проблемы казались незначительными.

      – Мне было одиннадцать, когда моя мать наконец-то ушла от него. Мы приехали в приют, обе окровавленные и с ушибами, – рассказывала Шон голосом, надтреснутым от воспоминаний боли и страха.

      – И я очень боялась, что мама вернется к нему, – прошептала она. – Но та женщина, консультант,