Your Mistake. Джереми Йорк

прикрыл воспаленные глаза и опустил голову, дернул рукой в поисках опоры и, не найдя, стал очень медленно падать на колени. Я кинулся к нему и, понимая, что подмоги ждать больше неоткуда, крикнул что было сил:

      – Роб, на помощь!

      Он появился почти сразу, демоническая личность, Роберт Харли, он прибежал едва ли не раньше, чем я успел позвать, вместе мы подхватили лорда и, страшась удара, потащили наверх, в спальню, уложили в кровать и, разорвав на нем рубашку, приготовились колоть адреналин или обезболивающее, по ситуации.

      Курт приоткрыл глаза, осмотрел нас и улыбнулся белыми губами:

      – О, групповушка, как романтично!

      – Опять напугал, чертяка, – шумно выдохнул Харли, – я уж собрался дышать искусственно рот в рот, а ты!

      Я, каюсь, весьма недобро посмотрел на художника и, воспользовавшись тем, что Мак-Феникс в сознании, впихнул в него новые дозы лекарства.

      – Вот! – снова съязвил бесподобный Робби. – Из его рук любую гадость пьешь, не морщась, а от меня и таблетки не принял!

      – А что ты предлагал мне, чучело, – слабо улыбнулся лорд, – кроме димедрола и экстези?

      Роб Харли вдруг скривился и упал на колени, хватая ладонь Мак-Феникса и прижимаясь к ней губами:

      – Прости! – сдавленно прошептал он сквозь сухие рыдания. – Прости!

      Курт как-то беспомощно глянул на меня и, собравшись с силами, обнял беспутного друга свободной рукой.

      Я молча вышел из спальни и плотно закрыл за собой дверь.

      ***

      Когда Роберт Харли спустился в кухню, я добивал остывшие тосты с джемом и баловал себя рюмочкой шерри.

      Роб плюхнулся напротив, налил себе и хлопнул с видимым отвращением.

      – Знаешь, д. м., – задумчиво обратился он ко мне, – должен тебя поздравить: со снотворным вышла хорошая шутка. Смешная. Ты нарочно?

      Я широко улыбнулся и показал, что пью за его здоровье. Пригубив шерри, неторопливо кивнул:

      – Сон ему нужнее, чем твои фантазии, так что извини.

      – Плохо ты все-таки знаешь Мака, – хмыкнул Харли, цепляя последний тост. – Его светлость все болячки лечит лишь одним незатейливым действом, как говорится, выводит шлаки из организма.

      Какое-то время мы хрустели поджаристым хлебом.

      – Скажи, док, ты фехтуешь? – спросил Роб.

      – Есть грех, – согласился я. – Хочешь вызвать на дуэль?

      – Возможно, как-нибудь сойдемся, – неопределенно ответил художник. – И в снукер ты играешь, и в шахматах гроссмейстер, о, вот только не скромничай, так говорит Мак, не я, а уж он в этом дока, не то что мы, сироты убогие. Круто, че! Я всегда говорил: бабы – не его тема, ему скучно с бабами, и разве сыщешь такую, чтобы дышала с ним в унисон? Была одна, и ту зарезали.

      – Сандра?

      – Не, не эта. Сандра, сука, вечная борьба противоположностей.

      – Давай обработаю ссадину, Роб, – предложил я, указывая рюмкой на рассаженную скулу художника.

      – Чем? – вяло поинтересовался он, согласно кивая.

      – Зеленкой! – съехидничал я и пошел за аптечкой, оставив его размышлять