Год наших тайн. Сарина Боуэн

в кухонную зону, где еще нужно было разобраться в многочисленных очередях и стойках самообслуживания.

      – Ну, не так уж это и сложно, – сказала Кэти-Блондинка, когда мы нашли три места за одним столиком.

      – У нас в школе столовая была не такая симпатичная, – заметила Кэти-Конский-Хвост. – Там всегда пахло сосисками.

      – Фу, – согласилась Кэти-Блондинка. – А ты в какой школе училась, Скарлетт?

      – Я была на домашнем обучении, – соврала я.

      Все лето я сочиняла себе новую биографию. Я бы могла выдать какую-нибудь школу в Майами за свою, но вдруг я встретила бы кого-нибудь, кто на самом деле там учился? Вот бы был конфуз.

      – Ух ты, – ахнула Кэти-Конский-Хвост. – А с виду вроде нормальная!

      Я засмеялась. Если бы она только знала.

      Ночью я внезапно проснулась, хватая ртом воздух. Поначалу я не могла понять, где я. Комната была незнакомой. И я еще находилась во власти того, что мне приснилось.

      Этот сон повторялся уже год. Конечно же, я играла в хоккей. В этом не было ничего кошмарного. Но во сне я кидалась из ворот за шайбой, которая ускользала от меня. Публика вопила, желая, чтобы я отбросила шайбу подальше от сетки. Но шайба летела и летела и проваливалась в темную яму. И хотя крик вокруг становился все более требовательным, яма была темной и страшной, и я не хотела доставать оттуда шайбу. Что-то внутри меня сопротивлялось. В этот момент я всегда просыпалась вся в поту.

      Убого, правда? Ведь воображение могло бы выдать мне что-нибудь поинтереснее, вроде бензопил, зомби или вампиров. Но сон был всегда один и тот же.

      Я повернулась на узкой казенной кровати и услышала похрапывание Кэти-Блондинки.

      Я дала двум Кэти затащить себя на пивную вечеринку за пределами кампуса, о которой они успели прослышать. Выпила теплого пива из пластиковой кружки, должным образом попрыгала под слишком громкую музыку. Смысл вечеринки был мне не вполне понятен, но по дороге домой Кэти подсчитывали добавленные в телефонный список номера – по паре десятков у каждой.

      – А как тебе этот лакроссист с татушками? О господи, говорят, у него пирсинг… прямо там!

      Взрывы смеха следовали один за другим. Похоже, обе Кэти из тех девчонок, которые В Курсе Дела. Они знали фамилию футбольного защитника, и к какому студенческому братству он принадлежит. Они знали, как называются здания тайных обществ, разбросанные по кампусу, – странные гранитные домики без окон («Их положено называть криптами», – многозначительно сказала Кэти-Блондинка).

      Ясно было, что у этих Кэти больше общего друг с другом, чем со мной. Обе любят косметику «Сефора». Обе в школе играли в хоккей на траве. Обе фанатки группы «Марун Файв». И ЛОЛ, и ОМГ, и ХЗ.

      Я им не завидовала. Вернее, не очень. Хоккей на траве? Да на здоровье! Но я остро понимала, что последний год воздвиг преграду между мной и остальным миром, и даже полная смена личности ее не разрушит. Выпав из жизни на год, я превратилась в наблюдателя, который только смотрит и думает. А прежде была деятельной и предприимчивой.