Призраки Японского моря (сборник). Евгений Князев

Возможно, мои предки когда-то штурмовали неприступные крепости и отличились при их взятии, – она пожала плечами и, не стесняясь, по-домашнему поправила тугую лямку на лифчике и по-солдатски оправила широкий лакированный ремень с огромной пряжкой на узкой талии. Она вновь одарила кэпа своей обаятельной улыбкой. – Кстати о фамилиях. Я в первый раз вижу, чтобы пароходу присваивали имя поэта.

      – Ну почему же, – Кривец усмехнулся. – К примеру, у нас была целая серия судов типа «писатели», так там были и Маяковский, и Есенин, и Сулейман Стальский, и многие другие…

      – Ой, меня тогда, наверное, еще и на свете не было, – Эльвира снова улыбнулась, подумав про себя, что мужиков так легко поймать на их тщеславном самомнении и неоправданном всезнании, – но про Мандельштама я слышала и даже кое-что читала. А вы, капитан, знакомы с его творчеством? Последнее время такой культ личности раздули вокруг этого имени, что прямо других хороших поэтов как-то начали забывать, только и слышно кругом Мандельштам, Мандельштам, – Эльвира веселыми глазами пронзила непробиваемую капитанскую оболочку биологической самозащиты, а заодно и так называемую ауру.

      – Конечно… Конечно, знаю, это ведь русская классика: Пастернак, Бродский, Аксельрод, Бумволь, Гордон… и прочие… да. Да!

      – Почитайте что-нибудь из Мандельштама. Вы позволите мне присесть?

      – Садитесь, извините, – кэп развернул кожаное кресло и галантно указал на него рукой. – Пожалуйста. Женщина на корабле должна знать, что в море мы совсем забываем об этикете и приличиях.

      – Да, я знаю, к беде, но я добрая фея, и зла вашему экипажу не желаю, пусть по гороскопу и Скорпион, но жалю только себя за свои промахи…

      «Какой же ты действительно, Кривец, лицемер. Урия Гип, по сравнению с тобой, мальчик из элитного колледжа, а если по сравнению со мной, то тот еще слепой котенок», – в душе Эльвиры с каждой минутой нарастало отвращение к этому павлину, ведь как только она переступила комингс двери надстройки судна, добрые люди доложили, как мастер расправился с предыдущей буфетчицей и что это, как обычно, сошло ему с рук.

      В этот момент, увлеченный своей персоной, капитан воздел руку к небу и промычал:

      – М-м-м, э-э… к примеру… – Кривец поднял глаза к потолку, словно двоечник у доски, пытаясь вспомнить хоть что-то, и рассмеялся. – Не помню, где-то у меня валялся сборник его стишков. Поэты из местного Союза писателей как-то подарили мне по случаю. Смешные они, но водку пьют на полном серьезе, я на флоте такого не видел.

      – А вот я кое-что помню, – Эльвира сложила холеные руки на груди и, закатив томные глазки, словно кающаяся Мария Магдалина, продекламировала:

      «Жизнь упала, как зарница,

      Как в стакан воды ресница,

      Изолгалась на корню,

      Никого я не виню…».

      – Или вот еще, – женщина прокашлялась:

      «Я больше не ревную,

      Но я тебя хочу.

      И сам себя несу я,

      Как жертву палачу…».

      – Ну,