Нектар небес. Вадим Плугов

дверь светлого, как и весь этот коридор, цвета, закрывавшая проем слева. Здесь уже нет света ламп, ставшего нам уже привычным, аварийного освещения, как в коридоре, который мы только что миновали, нет и обычного рабочего, как в коридоре с тучами. Из проема идет необычно яркий и от этого немного настораживающий свет – должно быть, какой-то необычной аварийки. Запах усиливается. Приближаемся к проему и осторожно заглядываем в него.

      Перед нами кошмар.

      Аварийные лампы, которые в этом зале намного мощнее любых из тех, что мы уже видели где бы то ни было еще в «Нектаре», позволяют различать ужасные детали этой чудовищной картины. Я сразу понимаю, что это за источник знакомого запаха: кровь. Здесь ее много. На полу, на стенах и даже капли на потолке. Мертвые тела повсюду. На первый взгляд не меньше двух десятков. Везде перевернутая и разбитая мебель и медицинская аппаратура. На чудом уцелевшей тумбочке слева у стены лежит в лужице крови белая форменная перчатка рядом с трубкой радиотелефона. Брезгливо отворачиваюсь.

      – Ой, мамочки! – в ужасе бормочет рядом спутница.

      Тела погибших лежат в причудливых позах вперемешку с обломками мебели, оборудования и штукатурки со стен и с потолка. Они как будто пытались в последние секунды жизни защититься руками и предметами от чего-то. Или кого-то. Бездыханные тела исполосованы страшными рассечениями с ожогами по краям, а края одежды в местах ранений обуглены около дыр. Наших, скилпов, не видно. Зато здесь есть все: врачи, стажеры, санитары, техники, «тушки» и, конечно же, клиенты. Да, настораживающее предчувствие, вызванное необычным светом из проема с выбитой дверью, увиденным мной там, в маленьком коридоре, меня не обмануло! Жуть!

      Одно из тел погибших оказывается мне хорошо знакомо: вот она – Нина Антоновна. Уже переодевшаяся в светлый халат с темной эмблемой «Нектара» на левой стороне груди. Сразу узнаю ее физиономию, несмотря на застывшую гримасу ужаса. Жалости нет никакой. Получила то, что заслужила. Пришла забрать мою жизнь, а в итоге отдала свою. Только теперь замечаю, как-то не было желания вглядываться, что у всех погибших застыли на лицах такие же гримасы ужаса, как и у нее, и все они буквально перекошены. Так вам и надо, мрази!

      Начинаю невольно испытывать благодарность и восхищение к этой неизвестной, но могучей и беспощадной силе, совершившей такое. Даже если она потом убьет и меня саму. За это и умереть не жалко! И меня наполняет далеко не самое лучшее, но такое естественное в этой ситуации чувство злорадства. Хотя мне оно совсем не свойственно.

      Оглядываюсь по сторонам. Помещение представляет собой зал размером с актовый в нашей школе, искривленный как знак скобки – «(», у которого выпуклая сторона покрыта новейшими экранами, такими же, как и на колонне на лестнице, только совершенно разбитыми. Перпендикулярно этой стене, горизонтально над полом, на уровне моего живота, лежат попарно на прикрученных к полу стойках штуковины, похожие на гробы или огромные школьные пеналы с открытыми