Белокурая бестия. Игра по волчьим законам. Шмиэл Сандлер

минуту, в канцелярию вошел плотного сложения человек с круглым красным лицом и мощной шеей борца.

      – Вы Кригер, насколько мне известно, надругались над коровницей?

      – У нее муж в Красной Армии, – сказал спортсмен, не понимая, куда клонит Диц. Он-то думал, что его зовут по поводу ангельских голосов с неба, а тут опять глупый допрос про эту толстую сучку из коровника. Кригер уже получил за нее десять ударов кнутом, неужели еще добавит? Между прочим, она умело подмахивала ему тогда. Если бы не свекор, который донес… Видно, не дает ему толстуха. Диц должен помнить, что уже наказывал его за коровницу?

      – Женщина, Кригер, не отвечает за поступки своего мужа. В следующий раз, если вам невтерпеж, воспользуйтесь, пожалуйста, услугами коровы.

      – Слушаюсь, господин Лейтенант!

      Кригер убил бы этого мерзавца лейтенанта собственными руками. Из-за него некого уже трахать в деревне. А ведь себе набрал гарем целый, подлая душа.

      – Что, Кригер, ваши ослы стреляли в господа Бога? – наконец-то удосужился спросить Диц.

      – Никак нет, господин лейтенант, это я стрелял на голос, который пел.

      – Пел, а может быть, мычал? – насмешливо спросил лейтенант, намекая на связь с коровницей.

      – Никак нет, господин лейтенант, мне показалось, что он именно пел…

      – И что же он пел, шарфюрер? – иронически улыбаясь, спросил Диц.

      – Извините, господин лейтенант, он произносил нехорошие слова.

      Кригер был инструктором по физкультуре в гитлерюгенде и не мог красиво выражать свои мысли. У него было теплое место в Гамбурге, и он мог отсидеться в родном городе до завершения военной кампании, но его отправили на фронт за несвоевременную выплату партийных взносов; такова была официальная формулировка, а на самом деле он был позорно уличен в краже продуктов из курсантской столовой, что не пристало делать ветерану национал социалистической партии принимавшему участие в разгроме рёмовских оппозиционеров.

      – Что вы ломаетесь как уличная девка, – строго сказал, лейтенант, – или мне вам сказать, какие это были слова?

      Кригер молчал. Он хорошо знал значение доносившихся с неба слов, но, будучи трусом в душе не решался воспроизвести их в присутствии флегматичного лейтенанта, который представлялся ему настоящим исчадием ада готовым пристрелить человека за малейшую провинность. Он цацкался лишь с этим русским подростком, который безнаказанно палил во все стороны и убил вчера обозную лошадь, возившую полевую кухню, оставив караульных без обеда. Кригер мог спокойно прикончить мальчишку, но этот хладнокровный убийца решил еще немного поиграть с ним в прятки. Лейтенант, впрочем, был всегда подчеркнуто вежлив с подчиненными и никого вроде не собирался расстреливать, но Кригер нутром чуял в нем страшного хищника, не ведающего слова жалость. Со Штайнером было проще: тот жил сам и другим не мешал жить, а с этим… ведь ни за что отстегал кнутом, педераст. В город к проституткам не пускает, а здесь запретил