Лабиринты чужой души. Книга 2. Людмила Евсюкова

было не до криков. Волновало другое: как бы при дележе водки не обхитрили собутыльники..

      – Ах, так, не хочешь по- хорошему, могу прибегнуть к грубости, – орал похотливый алкаш.

      – Отпустите меня! Прошу вас! Милицию на вас натравлю! Гады! – кричала Люба.

      Но никто не спешил ей на помощь.

      Мужик стягивал одежду, надавливая на ее тело своим, растянул ее руки в разные стороны. И при этом безрезультатно пытался поймать слюнявым ртом ее губы. Только это почти получилась, она со всей силы прикусила ему губу. Во рту появился привкус собственной крови.

      Это настолько взбесило его, что он схватил руками ее ночную сорочку и разорвал сверху донизу. Потом сделал то же самое с нижним бельем. Его желание обладать недотрогой достигло апогея, а для нее это означало опуститься в собственных глазах до самого пола.

      Он требовательно подминал ее под себя. Она при этом кусалась и царапалась, хотя натиск мужика и ее силы несопоставимы. Он наматывал ее волосы на руку, и трепал голову из стороны в сторону. И все равно никак не мог подчинить своей воле:

      – Мама, помоги! Насилуют! – кричала она.

      А пьяная в дымину мама делала вид, что не слышит собственной дочери. Лишь посмеивалась:

      – Чего орать – то? Уж он-то справится. Взрослая уже. Раз шапкой не собьешь, – пора зарабатывать деньги в семью. Итак, воли много было. В циркачки, видишь ли, в Москву захотелось. Она будет жить и хлеб с икрой и маслом трескать, а матери помогать не надо, пусть прозябает в нищете. У самой во-он какие шмотки в детдоме выдали, а мать в обносках ходит.

      – Тамар, может, зря ты это все затеяла? Жалко. Дочка ведь, – подал голос ее партнер по выпивке, что сидел между нею и старшим сыном, который от злости сжимал губы и зыркал глазами на мать. Но ничего не говорил.

      – Молчи уже! Я – мать, лучше знаю, что плохо, а что хорошо. В детстве она от нас сбежала, попала в детдом. Ее там кормили, поили, одевали, спала на чистеньком постельном белье. Хоть бы раз вспомнила обо мне. Нет, ей мой отказ и приемную семью подавай. Там, видишь ли, ей лучше будет. А я? Я что, плохая мать?

      – Никто не винит тебя. Ну, будут другие родители, станут заботиться о ней. Хоть об этом не надо будет думать. А ты все равно останешься ее биологической матерью.

      – Ладно! Давай, наливай! За это надо выпить.

      А насильник тем временем в соседней комнате решил вырубить Любу кулаком. Он ударив сначала со всей силы в лицо, потом так же ниже живота, она согнулась от боли, но продолжала отталкивать от себя ногами. Он колотил ее по лодыжкам, а потом, схватив за подмышки, так тряханул, что у нее колыхнулась голова. И в то же время попал кулаком по ней. Она ударилась затылком о спинку кровати. Перед глазами заплясали искры.

      Кровать и вся Люба покрылись разводами крови. Таким же был и он. Ее голое тело приводило насильника в неистовое желание. А девочка от стыда укрывалась руками от него и защищала свою честь, насколько позволяла ей девичья сила.

      Он уже не контролировал себя и колотил по лицу,