Лучше. Книга-мотиватор для тех, кто ждал волшебного пинка от Вселенной. Ольга Савельева

роддом он не пришел и даже не узнал, что у него как не было сына, так и не будет.

      Лиз всегда любила быть другой: отличаться, быть не как все. Например, в классе у них было три Елизаветы, и она сразу придумала, что она будет Лиз. Это так необычно звучит: модно, по-европейски и недосказанно. И вот даже здесь она не как все. В роддоме без новорожденного…

      Рыжеволосая женщина в дырявом халате подошла очень тихо, Лиз даже вздрогнула.

      – Как зовут тебя? – спросила она.

      – Лиз.

      – Лиза?

      – Лиз.

      – Ну, меня тогда Люд, – засмеялась женщина. – Пойдем покурим, Лиз?

      – Это роддом, – напомнила Лиз.

      – Я тебя умоляю. Можно в общем туалете, но там дергают постоянно. Можно в душевой, в форточку у раздевалки. Идешь?

      Лиз пошла за ней, хотя не курила. Люда по-хозяйски открыла высокую форточку, встала на скамейку, чтобы выдувать дым в окно. Протянула сигарету Лиз.

      – На, затянись хоть…

      – Я не курю.

      – Не кури. Затянись. Сейчас можно. Нервы полирнет.

      Лиз покорно затянулась и с непривычки закашлялась.

      – Ну куда столько. Чуток, говорю ж…

      Лиз поморщилась, затянулась еще раз. Во рту стало горько, а внутри – тепло.

      – Мне муж сигареты передает через окно, на веревке. А то тут нянька строгая на приемке, обыскивает. Гестапо, а не роддом.

      Лиз молчала. Она как-то разучилась поддерживать беседы. Все слова поблекли, стали пустыми.

      Как-то раз она купила полкило грецких орехов. Несла их в целлофановом пакете. Пришла домой, расколола, а там почти все они – пустые. Вот ее разговор сегодня – это тот целлофановый пакет с орехами.

      – Муж ходит с сыновьями гулять и забрасывает мне курево. Им все равно, где гулять. А мы живем тут недалеко, через два дома.

      Лиз молчала, рассматривала Люду. Ей было явно за сорок. На лице – морщинки и веснушки. Веснушки прячутся в морщинки, и наоборот.

      – Тебе сколько, 20 есть? – спросила Люда.

      Лиз кивнула. Люда кивнула в ответ, вздохнула, глубоко затянулась…

      – Позвать тебя, когда я опять курить пойду? – спросила Люда. – Я редко курю, ты не думай. Сигаретка в день.

      Лиз пожала плечами. Она не знает. Она больше не понимает себя. Организм бастует, отказывается идентифицировать желания. Лиз и Люда вышли из душевой и отправились в разные стороны, как незнакомые люди. Медсестра везла кювез с младенцами мамам на кормление. Дети были туго запеленаты и дружно кричали, предвкушая еду. Лиз прошла мимо, ускорив шаг. Почти побежала к своей палате в конце коридора, зашла и захлопнула дверь.

      Там, за дверью, ее неслучившееся счастье, здесь, в палате, – ее новая реальность. Лиз заняла пост у окна. Дети затихли, кушали мамино молочко. Лиз почувствовала, как внутри ее груди зудит и ноет и как влага смачивает бинты.

      Лиз заплакала впервые после родов. Подумала: «Вот бы душу можно было так же туго перебинтовать…»

      Вдруг дверь ее палаты скрипнула