По воле тирана. Марина Бишоп

замок ломится от этих бездельниц, ткать из них умеют только несколько, остальные годятся только для подстилок. Никого, даже короля, не заботит, что каждый день мой дом оскверняется этими тварями Нуроса. Но что не сделаешь ради процветания великих земель шалфейев.

      Жрец встал и раскинул руки в стороны, и зал погрузился в молчание. Разговоры замолкли, даже куски недожеванной пищи застыли в закрытых ртах.

      – Прости нас, великий Кутаро, ты свидетель – я делаю все для блага земель, приношу хвалу тебе, освети же путь невеждам и направь их на путь истинный. Ульф расправил крылья, и обедающие захлопали своими в знак одобрения и подчинения. Преклоняясь перед самым могучим и мудрым жрецом, рабы упали на колени и уперлись лбами в каменный пол.

      Все вернулись к поглощению вкусной еды, рабыни не переставали совершать путешествия на кухню за новыми блюдами, подливали вишневую настойку в быстро пустеющие кубки. Ежедневный пир, как обычно, будет продолжаться до глубокой ночи, пока последний не упадет со скамьи и зайдется громким храпом.

      Наутро Ульф спустился вниз и наперво выяснил, кто дежурил в эту ночь у узилища жены. Перед уходом вчера он предупредил охранников, что, если она будет опоена опять, то они будут посажены на колы, медленно сползая вниз, а дворовые псы отпразднуют подачку их никчемными внутренностями. Все обитатели замка знали, что жрец слов на ветер не бросает, поэтому, чтобы не уснуть, воины не ели и не пили со вчерашнего дня.

      Под страхом смерти они не позволили и мухе пролететь мимо.

      Подняв засов, Ульф наклонился и вытащил Лисицу из тесного места заключения. Она в сознании, но было видно, что каждый вздох дается ей с большим трудом. Из-за затхлого и сырого воздуха грудь стянуло паутиной, ладно сплетенной поселившимся внутри пауком.

      Он опустился рядом с ней и поднял рукой подбородок. Лисица заскрипела зубами, неосознанно скалясь, обессилено хватая ртом воздух.

      – Вы же знали, госпожа, что я не позволю вам никакой вольности. Видите, что вы натворили, сам Кутаро наказывает вас за непослушание мужу. Вас душит ваша собственная своенравность. Видит Кутаро, я стараюсь для вашего же блага, помогая вашей гиблой душе выйти к свету. Я отчаянно сражался с вашей гордыней, спасая вас от самой себя. Чем же вы мне отплачиваете?

      Принцесса закашляла, когда попыталась ответить. Перекатилась на живот, приподнявшись на руках. Ульф выпрямился, позволив жене склониться над холодной землей, выплевывая сгустки крови. Его взгляд заскользил по обнаженной спине, где два свежевыгравированных рубца и несколько с прошлых разов образовали на коже занимательные узоры. Он наклонил голову вправо, чтобы полюбоваться своей работой под другим углом.

      Такая она ему нравилась – сломленная, израненная, покорная. Ему хотелось усугубить ее трепетные попытки держаться за эту жизнь. Как же он мечтал, что она, наконец, скончается, и история его женитьбы на дочери короля останется в памяти, как неудачная попытка укрепить собственную власть. Нет, о чем это он? Еще не время. Она еще нужна ему