Фрилавщик. Катя Лоренц

тира в центре нашего небольшого города, куча кружков, учеба в престижном лицее, друзья и главное, любящая мама.

      Все это перечеркнула одна фраза:

      – Простите, мы ничего не смогли сделать.

      Не было криков, стенаний, и вопроса “ за, что?”. Только тупая боль и опустошение.

      – Тебе покажут комнату, а я, пока, закончу с документами.

      – Ты Вероника? – киваю. – Я твой воспитатель, Марина Николаевна. – приветливо мне улыбается. – Иди за мной.

      Идем по длинному коридору. Стены его украшены рисунками цветочков, радуги и мамонтенка из мультиков. Гимн всех сироток звучит у меня в голове. Моя мама не услышит и не придет, не сможет.

      – Странно, здесь ведь подростки. К чему рисунки?

      – В нашем детском доме “Звездочка”, есть и дети десяти лет. Нам на второй этаж. Она толкает первую дверь.

      – Теперь это твоя комната.

      В ужасе осматриваю помещение. На полу валяются чьи – то стринги, кровати не заправлены.

      В принципе, комната обычная. Однотонные обои, розовые шторки, коричневая тумбочка у каждой кровати.

      – Вот неряхи. Скажу, чтоб убрали, когда появятся. Твоя койка, – показывает на железную кровать, где рулоном свернут матрас, – устраивайся. Девочки еще в школе. Ладно я пошла.

      Киваю в ответ.

      Я разобрала свои скудные пожитки, заправила кровать, и услышала голоса в коридоре.

      – Дамирчик, сегодня за мной зайдет. – в комнате заходят три девушки, в коротеньких юбочках, на таких каблуках, что, можно падая, свернуть шею.

      – О, новенькая. Маринка говорила нам про тебя.

      – Привет. – неуверенно улыбаюсь.

      – Ну, что сиротка, давай знакомиться. Я Ксюша, это Натали и Оля. – по очереди тычет длинным, наманикюренным пальцем в моих новых соседок.

      – Я, Вероника, можно Ника.

      – Ага. Так вот, – она садиться на кровать, сверкнув красными стрингами. – Дамир обещал покатать на тачке.

      – Юбку не потеря, как в прошлый раз. – улыбается Натали.

      – Ой, да ладно, было то один раз, ну два от силы. Просто этот жеребец совсем мне голову вскружил. – она закатывает глаза.

      Я, как обычно в стрессовых ситуациях рисую. Ксюша симпатичная и у нее интересный типаж, так, что я не обращаю внимания на их разговоры. Поймала вдохновение и меня сейчас ни что не отвлечет. На последней фразе отрываюсь от рисунка.

      – У тебя парень есть?

      – Что тут удивительного, я же не монашка.

      – Ему двадцать пять лет. – поясняет Оля.

      – Двадцать пять! Ого!

      – Почему это тебя так удивило. – Ксюша поднимает свою тонкую черную бровь.

      – Нет, ничего, прости. Просто ты такая молодая, тебе сколько? Четырнадцать, а ему…

      – У нас посмотреть тут не на кого, одни сопляки. И мне шестнадцать. Два раза подряд оставалась на второй год.

      – Почему одни, – вступает в спор Натали, – а Ник и Сережа?

      – Ну, да, – Ксюша согласно кивает, – Ник у нас король. Богатенький красавчик, но он ни с кем не был больше двух недель. Он за свободные отношения, а я в его списке достижений уже была. Уверена, что он переключится на новенькую. А, что прикольно, Ник мутит с Никой. Что ты там рисуешь? – Ксюша, вздыхает и подходит ко мне. – Ого, прикольно. Ты значит художница. – берет свой портрет и внимательно рассматривает.

      – Дай гляну. – подбегает Оля. – Да, ничего так.

      – Ничего? Да я здесь круче, чем в жизни. Подаришь? – она широко улыбается.

      Киваю. Похоже это вошло в привычку, я со стороны, наверно, похожа на китайского болванчика.

      – Натали, смотри.

      – Да мне по фиг. Че пристали.

      – У тебя, что СНП?

      – Что значит СНП?

      – Значит, сохну по Нику. У нас все этим переболели. И ты следующая.

      – Нет, это вряд ли. Мне как – то не до парней.

      – Ты лесби, что ли?

      – Нет мне всего четырнадцать. Рано еще.

      – Ничего не рано, мне было тринадцать, когда у меня был первый.

      – Ты в тринадцать начала дружить с парнями?

      Она хохотнула.

      – Ага, организмами я стала с ними дружить. Переспала с первым.

      У меня округляются глаза.

      – В тринадцать! Ты ведь еще ребенок!

      – Да ее чокнутая мамаша ее под своего клиента подложила.

      – Заткнись, Оля! Дура! Она не чокнутая! Нам жрать нечего было, а он хорошо заплатил.

      Черт, я попала в дурдом. Как Ксюша может с такой любовью в глазах говорить о своей маме, после того, что она с ней сделала.

      Моя мама была очень заботливая и любящая. Не смотря на тяжкую работу на химическом заводе, она всегда обо мне заботилась. Мама бы лучше умерла, чем позволила мне так зарабатывать на жизнь. Она лучше бы пожертвовала собой.

      Собственно,