Яблоки для патриарха. Сергей Николаевич Прокопьев

дед неожиданно. От войны остался у него в локте осколок. Валера любил вечером залазить на кровать к деду. Кровать была с никелированными спинками и большой периной. Валера умащивался у стены и просил потрогать осколок. Водил пальцами по руке деда, нащупав инородное тело, шептал:

      – Ага, вот! Не болит?

      – Мы с тобой мужики, – говорил дед, – должны терпеть. А сильно заболит, врачи подлечат.

      Отправляясь в тот раз в больницу, дед наказал внуку:

      – Я пару неделек полечусь, разнылись мои раны. Ты за мужика-хозяина остаёшься, и чтобы всё было в ажуре!

      – Будет в абажуре! – уверенно принимал пост внук. – И ты давай в абажуре!

      В больнице дед пролежал дня четыре, вдруг потерял сознание и впал в кому.

      Валера не отходил от гроба. Плакал, не верил – дедушки больше не будет. Недавно копали червей в огороде, ходили на рыбалку, а теперь дед лежит неподвижно.

      После похорон бабушка робела ночевать дома. Каждый вечер собирала внука, и они шли к «другой Тасе», так называл Валера свою прабабушку, её, как и бабушку, звали Тасей. Другая Тася жила в землянке, крыша которой летом зеленела травой. Землянка была просторной, на две большие комнаты. У Валеры с четырёх лет имелось послушание, каждое утро бабушка, подоив корову Майку, давала литровую банку парного молока, отнести «другой Тасе». За что всякий раз получал от «другой Таси» конфетку. В землянке царил таинственный сумрак, вкусно пахло сухими травами, в углу стояли иконы, горела лампадка. Одна из тех икон – Казанская Божья Матерь – сегодня главная святыня домашнего иконостаса Валерия. Образ редкого письма – Богородица ликом схожа с Филермской Божьей Матерью, которую согласно церковному преданию апостол Лука написал при земной жизни Девы Марии, повторив черты молодой Богородицы.

      У «другой Таси» имелась самопрялка с педалью, её разрешалось Валере понажимать. На стене висели большие часы в футляре с двумя гирьками и золотистым маятником. Циферблат был в футляре, а безостановочно ходящий из стороны в сторону маятник вне его. Валера был счастлив, если ему разрешали подтянуть гирьки.

      День на четвёртый или пятый после похорон деда Валере приснился сон. Кто-то взял его под заунывный колокольный звон на руки и понёс по землянке «другой Таси», мимо часов, мимо прялки, мимо икон… От рук исходила нежность, любовь, тепло. Они пронесли Валеру по землянке и с превеликой осторожностью положили на кровать. Сон на всю жизнь врезался в память… И колокольный звон, и эти заботливые руки…

      Утром Валера бодро доложил бабушке – кто-то носил его по землянке под колокольный звон. Кто он, не видел, но было совсем не страшно.

      Бабушка от радостного доклада внука пришла в великое волнение, запричитала: «Дед хочет забрать тебя к себе! Он страшно любил тебя, хочет забрать к себе!»

      Бабушка и причину сна, не задумываясь, нашла, и радикальное средство защиты, чтобы сон не стал вещим, тут же обнародовала: в срочном порядке крестить внука. Схватила его в охапку и повезла за сто километров в районный центр.

      Батюшка