Погружение в отражение. Мария Воронова

против истины.

      Да, ей приходилось часто уходить на больничный, отпрашиваться в садик и школу на собрания и концерты, и дома она ломала голову над Таниными задачками, а не над делами своих подзащитных.

      Но Таня росла, хлопот с ней поубавилось, а Вера Ивановна так и застряла в адвокатах по назначению. Она оказывала населению юридические консультации, выступала с обязательными лекциями, повышая правосознание граждан, и защищала в суде всяких алкашей. И весьма неплохо защищала, только это все оставалось незамеченным никем, в том числе и самими алкашами, которые считали, что просто повезло, судья добрый попался.

      Коллеги не то чтобы держали ее за дуру, но как-то получилось, что она осталась для них чужой. Будто чернокожая сотрудница после отмены расового неравенства в Америке: вроде бы такая же, как все, с таким же дипломом и опытом, но все-таки негритянка.

      С ней были вежливы, любезны, но никогда не спрашивали ее мнения или совета, а когда она выступала на заседании коллегии, то чувство было такое, будто говорит в пустоту.

      Впрочем, Вера Ивановна никогда не была амбициозной и не слишком хорошо понимала выражения «уметь подать себя» и «заявить о себе». Всегда было стыдно себя выпячивать и подчеркивать свои заслуги. Она просто добросовестно работала и ждала, когда руководство заметит ее старания. Не заметило.

      Так и придется ей до самой пенсии заниматься всякой ерундой.

      А потом доживать в пустоте, забвении и одиночестве. Лучше, наверное, умереть на работе, не дожидаясь пенсии, – хоть какой-то шанс на достойные похороны.

      Большой зал был перегорожен стеллажами на тесные секции. Вера Ивановна вошла в свою, сняла промокшие сапоги и с наслаждением прислонила ступни к батарее.

      Озябшие пальцы приятно заныли от тепла, но Вера Ивановна не успела этим насладиться, потому что к ней заглянул руководитель консультации.

      Она быстро повернулась и спрятала босые ноги за тумбу письменного стола.

      Думала, что Борис Михайлович попросит бумагу и уйдет, но он вдруг уселся на стул для посетителей и внимательно заглянул ей в глаза.

      – Вера Ивановна, у меня к вам серьезный разговор, – сказал он с непривычно вкрадчивой интонацией.

      Она вздрогнула. Неужели хочет исключить ее из коллегии? Но за что? И зачем? Она же такая удобная, во всех бочках затычка! Кто вместо нее будет сидеть на приеме граждан и читать лекции?

      Под внимательным и неправдоподобно ласковым взглядом руководителя Вера Ивановна вспомнила, что у нее на чулке, где большой палец ноги, поехали петли. Она закрепила их Таниным лаком для ногтей, но все равно надо поскорее обуться, только туфли задвинуты очень глубоко под стол, ногой не дотянешься.

      Борис Михайлович любил долгие интригующие паузы, но даже для него это было слишком.

      – Слушаю вас, – сказала она.

      – Хочу поручить вам дело Еремеева.

      – Нет, ни за что!

      – Вера Ивановна…

      – Нет!

      – Зачем