Студенты. Николай Гарин-Михайловский

ты эти слова!

      – Полноте, маменька, все это пустяки. Слова как слова. Это вот дворянам надо слова разбирать, потому что они дворяне, а мы с вами, маменька, люди маленькие.

      – Маленькие, сыночек, маленькие… Васенька! Только зачем же ты все-таки это пиво пьешь – нет в нем добра, Вася. Ох, ножки мои, ножки, совсем не могу стоять – посади меня, Васенька!

      И старушка Корнева тяжело опустилась на скамью.

      Приехали наконец и Карташевы: Аглаида Васильевна, Наташа, Тёма и брат Аглаиды Васильевны, высокий господин с большим добрым рябым лицом. Аглаида Васильевна выписала брата из его маленького имения с тем, чтобы он поселился у нее и вел ее дела. Он приехал как раз в тот день, когда уезжал Карташев. Он говорил сестре «вы» и был в полной от нее зависимости.

      – Я не перевариваю, – сказал Корнев, – Карташева возле матери: она вьет из него веревки.

      – А Наташу перевариваешь? – спросила сестра.

      – Ну, Наташа, – кивнул головой Корнев. – Он в подметки не годится своей сестре. Она цельная натура. Впрочем, и он отличный парень, и я люблю его от души.

      Корнев благодушно махнул рукой.

      – Но только чувствую…

      – А вы не чувствуете, Васенька, что от вас, как из пивного бочонка, несет пивом?.. – спросила сестра.

      – Это не вашего ума дело, – ответил ей брат. – Вы вот слушайте, что вам говорят, и ладно будет.

      – Ах, Вася, не обижай сестру на прощанье.

      – Маменька, ее никто не обижает, она сама всякого обидит…

      – Послушайте, Семенов, уведите его и приведите в чувство, а то он что-нибудь выкинет перед Карташевыми, – обратилась Маня к Семенову.

      – Ерунда, – ответил уверенно Корнев.

      – Ничего не выкинет, – авторитетно сказал и Семенов, – вот разве два три зернышка жженого кофе, чтоб дух отшибить.

      – Ладно и так, – пренебрежительно ответил Корнев.

      Подошло семейство Карташевых, и все начали между собой здороваться.

      – А где же Ларио? – спросила Наташа.

      Маня Корнева насмешливо посмотрела на брата.

      – Ну, что же ты молчишь? Где Ларио?

      – Ларио? Он скрылся. Знай, несчастная, что он ненавидит таких, как ты.

      И Корнев запел выразительным и верным голосом:

      Нас венчали не в церкви…

      – Ничего не понимаю.

      – И не надо тебе понимать.

      – Противный!

      Семенов забил тревогу о том, что надо вспрыснуть отъезд.

      Незаметно компания оставила платформу и скрылась под навесом буфета. Когда налили всем по рюмке водки, Долба, тряхнув волосами, произнес:

      – Ну, за отъезжающих… Дай же боже, щоб наше теля да вивков съило.

      Выпили.

      – Наливайте еще за остающихся, – предложил Семенов.

      Карташев, не любивший водки, отказался:

      – Нет, я больше не буду.

      – Что? мама? – спросил его вызывающе Ларио.

      – Дурак, – ответил Карташев и залпом выпил другую рюмку.

      Водка обожгла ему горло, и он несколько мгновений стоял, будучи не в силах произнести что-нибудь.

      – Скажи: мама! – посоветовал ему Ларио, вызвав общий