Поэты Германии. Переводы. Татьяна Юрьевна Ирмияева

шесть и сотню раз потом

      эту гору написал художник,

      убегал, но снова, будто должен

      (тридцать шесть и сотню раз потом),

      возвращался к образу вулкана —

      безотчетно, счастлив, покорен,

      и его влюбленность возрастала,

      словно силы черпала лишь в нем,

      возникая днем в потоке света,

      по ночам блуждая в темноте;

      каждый миг в подобной маете

      требует вниманья и ответа:

      как, за видом открывая вид,

      растворясь в увиденном, безлично

      вдруг художник явит все величье,

      что за каждым полотном стоит.

      «Слез мне больше не удержать – рвутся…»

      Слез мне больше не удержать – рвутся.

      меня смерть, мавром

      в сердце, гнет (и силы неравны),

      чтоб лились. До слов дотянуться.

      Негр, меня лишь чуть осталось.

      Тебе, случайно,

      мнится, что речь разрушит молчанье?

      Баюкай меня, старость.

      «К зеркалу вод наклонясь…»

      К зеркалу вод наклонясь,

      ах! умолк Нарцисс;

      бродит в лесах, таясь,

      тихая Артемис.

      Речи смертельный дар

      выдал любовь;

      месть Циклопа – удар,

      ярость и кровь.

      Как замолчать устам —

      пение, говор, смех…

      слушать бы, не устать,

      мир без помех…

      Весна

      Новому сиянью не бывать,

      как мы полагали, зная вёсны,

      легкой светотенью в травах росных,

      на тропинках чистых не играть.

      Тень накрыла сад своим крылом.

      Тень листвы скрывает страх на лицах,

      изменяясь, помним о былом,

      но былыми нам уже не сбыться.

      Ночное небо и звездопад

      Громада неба сдержанно прекрасна —

      Избыток мира и пространства клад.

      И мы, далекие, над ним не властны,

      И так близки, что не охватит взгляд.

      Звезда летит! Загадывай скорей!

      Смятенный взор следит ее паденье:

      Начала просим или завершенья?

      Виновность чья-то и прощенье в ней?

      Игра

      Вопрос, ответ – игра идет одна,

      и как она стара, нас не заботит.

      Любовный кубик брошен, он заводит,

      и вот число… Белее полотна

      бросают вновь, и вновь, и смотрят на…

      И вместе с ним, за ним, сквозь блюдо это,

      сквозь стол и целый дом, не чуя дна, —

      пред силой тяжести все безответно.

      Игра паденье наше заменяет,

      его пределы ясно очертя.

      Верь: и тебе семерка отвечает.

      Верь в кубик сам, в его святое счастье.

      Ты будешь двое: кубик безучастен,

      ты скажешь ты, но не услышишь: я.

      Готфрид Бенн

      Реквием

      На стол по два. Женщины, мужчины —

      крестом. Близки, обнажены, без мук.

      Мозг