Токсичный роман. Хезер Димитриос

и внезапно я чувствую себя глупо. Какая муха меня укусила, что я написала то письмо? Что если ты думаешь, что я перешла границы, что я ненормальная? Что если…

      Ты разворачиваешься.

      Между нами десятки учеников. Все бегут, потому что звонок скоро прозвенит. Ты держишь обе лямки рюкзака в руке и останавливаешься, как только замечаешь меня. Замираешь. Твои глаза становятся шире (голубые, голубые, словно тропическое море), а потом уголки твоего рта поднимаются, совсем немного.

      Как мальчики это делают? Как получается, что все мое тело воспламеняется просто от того, что ты на меня посмотрел?

      Я прижимаю книги к груди, как Сэнди в «Бриолине», спрашивающая Дэнни Зуко глазами: «Что теперь?»

      Я этого еще не знаю, но эти мгновение между нами – постановка фильма твоей жизни. То, что ты делаешь – твой внешний вид, эта остановка, восторженный взгляд, – ты украл это все прямо из экранизации «Гордости и предубеждения» ВВС. Ты спокойно крадешь приемы Колина Ферта, а я этого даже не замечаю. Ты в двух шагах от того, чтобы выйти из озера в мокрой белой рубашке. Только позже я замечу, как ты скармливаешь мне отрепетированные фразы и идеально рассчитанные по времени улыбки, вздохи и слезы, наполняющие глаза четко в нужный момент. Через год я буду кричать «Пошел к черту, ПОШЕЛ К ЧЕРТУ» в подушку, потому что мне не будет хватать храбрости сказать это тебе в лицо.

      Но прямо сейчас парень смотрит на меня с другого конца коридора, и, не проронив ни слова, он присвоил меня.

      Я новая территория, и ты поставил свой флаг.

      Глава 4

      Я вхожу в класс театрального кружка, когда звенит звонок. Кажется, что и внутри меня есть звоночек. Я все вспоминаю выражение твоего лица, когда ты меня увидел. Дзынь! Дзынь! Дзынь!

      Питер работает над своим английским акцентом для сцены из пьесы Пинтера, которую он представляет на этой неделе, я забыла, какой именно. Алисса помогает Карен с первыми шестнадцатью темпами танца, который они будут показывать на концерте этой весной. Кайл поет «Глаза Лили» из «Таинственного сада», уйдя с головой в свой мир, а я слушаю его некоторое время, совершенно очарованная. У него такой голос, который заставляет все внутри тебя распрямиться. Если бог мог бы спеть, бьюсь об заклад, он звучал бы как Кайл.

      Я пересекаю комнату и плюхаюсь рядом с Натали, сидящей на ковре, скрестив ноги, и погруженной в разговор с Райаном. Судя по тревоге на их лице, подозреваю, они говорят о тебе, анализируя твой первый день после возвращения. Я хочу рассказать ей, как ты смотрел на меня. Мне хочется найти слова, чтобы описать эту полуулыбку.

      – Как он? – спрашиваю я вместо этого.

      Она качает головой.

      – Сложно сказать. Саммер говорит, что его родители с ума сходят. Они не хотели, чтобы он пока возвращался.

      – Ну, эм, – говорю я. – Он же пытался… Ну ты знаешь.

      – Да, – говорит она тихо.

      Странно думать, что твоя жизнь возвращается на круги своя, что ты будешь делать домашнюю работу по математике и бегать по кругу на физкультуре. Теперь ты кажешься выше всего этого.

      Мисс Би выходит из своего кабинета, который