Детективы из Бродячего цирка. Надежда Щербакова

ты думаешь? – уточнил сыщик.

      Крот Ап Чхи открыл второй глаз, подскочил, поднял указательный палец и тихо-тихо произнёс:

      – Ты чихаешь, когда нарушают закон или едят пончики. Пончиков поблизости нет. Значит, – крот зашептал: – Рядом совершают преступление!

      – А-а-а-а, – махнул лапой сыщик. – Это и ежу понятно.

      – Какому ежу? – взволнованно уточнил крот, протирая стёкла очков. – Не вижу никаких ежей. Ты должен распутать это преступление.

      Дог Шмитт тяжело вздохнул. Он вспомнил о значке полицейского, оставленном в верхнем ящике стола, о машинах с мигалками и петушиными сиренами, о пончиках с глазурью. Всю жизнь он только тем и занимался, что ловил преступников.

      – Не могу, я больше не полицейский, – печально сказал пёс. – Меня отправили на пенсию.

      – А тебе запретили разгадывать загадки? – уточнил крот Ап Чхи, нетерпеливо постукивая лапой.

      – Нет. Сказали «делать целыми днями что душе угодно», – вспомнил наставления бобтейла Квентина бывший полицейский и аж тявкнул от радости: – А моей душе угодно распутывать преступления!

      Крот Ап Чхи довольно сложил лапы на груди и задрал нос так высоко, что очки упали на землю.

      – Осталось это преступление найти, – не замечая ползающего по земле крота, твёрдо сказал дог Шмитт.

      Виляя хвостом, он храбро вошёл в цирковой шатёр.

      Глава 2

      Один против всех, а все – не в курсе

      Один старый ворчун лучше новых двух.

      Потому что и одного вынести сложно.

      – Пошли вон. Оставьте меня одного. Проваливайте, – ворчал кто-то посреди цирковой арены. Затем хриплый голос сорвался на обиженный писк. Мышиный писк: – Неблагодарные!

      Хозяин голоса, серый мыш[2] в малиновом сюртуке, шмыгнул длинным носом, дёрнул затёкшей лапой и заметил, что за ним наблюдают четыре глаза. Два больших – увеличенных стёклами очков, и два блестящих – в тени широкополой шляпы.

      Мыш дёрнул за шнурок, и цирковая арена перестала быть тёмной. Его сгорбленную фигурку осветил мощный луч прожектора. Мыш поднялся на цыпочки, чтобы казаться выше, поднял лапки и запричитал:

      – Ох, я бедный одинокий мыш! Все меня оставили, все покинули! Никому я не нужен! Никто меня не любит!

      Причитал мыш типичным мышиным голоском – высоким, пронзительным и ну очень неприятным. Крот, который плохо видел, но отлично слышал, попытался зарыться в землю, наткнулся лбом на деревянную балку и передумал прятаться. Вместо этого он достал из-за пазухи пару затычек для ушей в форме морковок, сел в позу лотоса и замычал.

      Дог Шмитт посмотрел на медитирующего крота, потом перевёл взгляд на причитающего мыша, который уже валялся на полу, и решил… подождать, пока все успокоятся.

      – Эй! Чем вы там занимаетесь?! – завизжал мыш, наблюдая за медитирующим кротом и застывшим псом. – Мне нужна помощь, а вы… вы… ничего не делаете!

      – Сработало, – обрадовался дог, хлопнул по спине мычащего крота и подал лапу мышу: – Сыщик Шмитт к твоим услугам.

      – Сыщик? Тогда ищи! – взорвался мыш. – Все пропали, все до единого! Где это видано,

2

Мыш Максимилиан автору:

– Безобразие! Какая я тебе мышь? Сама ты мышь! С мягким знаком. Я мыш. Мыш – это звучит гордо! Хоть и неправильно…