Последний старец. Сталинградский снег. Черт побери!. Станислав Богданов

расширяющиеся зрачки. – Генералы старой прусской школы рейхсвера незаменимы, но их взгляды во многом соответствуют Великой войне. Мне помнится, что в 35-ом, – он решил в меру польстить Гитлеру, – многие из них отрицали полную моторизацию вермахта. Хаммерштайн, как и фон Фриче, был против внедрения новых образцов стрелкового оружия. Ему не по душе была автоматическая винтовка, которую русские к тому времени приняли на вооружение. К тому же старые военноначальники были против демилитаризации рейнской зоны. Даже аншлюс Австрии…

      – Отлично, мой друг! – фюрер снова вернулся в благодушное настроение. Он потрепал Паулюса за витой погон. – От вас больше толка, чем от всех этих болванов. Разумеется, это – без обратной передачи! Не стоит злить львов, заглядывая к ним в клетку, – он усмехнулся. – Впрочем, какие они львы! Свора жалких шакалов, готовых продать меня и рейх. Хотя и это им не удастся. Ни Сталин, ни Черчилль, ни даже этот паралитик Рузвельт ни сядут с ними за стол переговоров. Это исключено! Я крепко держу руку на пульсе событий!

      Он подошёл к бетонной стене. На ней висел одинокая фотография в деревянной рамочке. С неё на мир смотрело симпатичное женское лицо. Большие глаза, чуть вздёрнутый носик. Кружевной воротник с оборками. Ни дать, ни взять – вечная невеста. Но не фройлен Ева, подумал Паулюс. Он не видел пассию фюрера. Однако слышал, что она несколько лет работала фотомоделью и обладала самоуверенным, красивым лицом. Взгляд же с фотографии был настолько скромен, что его обладательницу хотелось пожалеть и приласкать.

      – Я вижу, что вас пленил этот взор, дорогой Паулюс, – рука фюрера, поросшая волосом, коснулась пальцами фотографии. Он осторожно пригладил её. – Женщина, которую вы видите – моя милая матушка. Её дух витает со мной. Она подсказывает мне верные решения. Только этой святой женщине я обязан своим восхождением! Я знаю, что у вас было тяжёлое детство, мой Паулюс. Вы росли без достатка. Вас пытались не пустить в офицерский корпус эти прусские стервятники. Мне это известно! Хотя я и не стремился к карьере военного, но я испытал нимало лишений!

      – Моя матушка также помогала мне незримым присутствием, – участливо вымолвил Паулюс. В эту минуту он был на стороне фюрера. В груди у него сладко щемило. – Вы правы: мне долго не удавалось осуществить свою мечту. Перед тем, как попасть в полк принца Евгения Савойского, я был вынужден испытать ощущение маленького человека. Сын тюремного инспектора из провинции – разве у меня были шансы утвердиться на высоких должностях? Если бы не связи моей любимой супруги. Если бы не моя милая матушка, что благословила мой брак…

      – Вы тоже были любимым сыном у матери? – взгляд фюрера стал по-настоящему тёплым. Он ослаб в плечах. Стал даже рыхлым, как опара. – Вас тянуло к ней – прижаться к её груди, всплакнуть на ней? Как мы похожи, дорогой друг. За время своих скитаний в Вене, сидения в грязных траншеях Великой