Последний старец. Сталинградский снег. Черт побери!. Станислав Богданов

тоже шпион? – отругавшись, спросил флотский. Он явно намекал на Петро, у которого вся гимнастёрка снизу, где был левый бок, натекла кровью. – Как и ты, хрендель пехотный?

      – Ага! Раненый ваш. Примите и распишитесь…

      – А ну встать смирно, хрен сухопутный! Фамилия? Поступаешь в моё распоряжение…

      Матросы, заняв ближайшие развалины, тут же вступили в огневое соприкосновение с гессенский пехотной дивизией. Светало. Краски золотистого сентябрьского утра обрушились на этот задымлённый, по военному мрачный мир. Огоньки от взрывов и выстрелов перестали выхватывать себя из тьмы. Над обломками домов со следами былой мирной жизни (уцелевшими фрагментами стен с обоями, торшерами, столами и коврами), сохранившимися чудом фанерными и жестяными ларьками на перекрёстках продолжал мрачным саваном виться покров дымного пламени. Изливая с небес осадки чёрного отработанного горения. От них першило во рту. Чесалось в глазах. Они забивали уши. Люди походили на трёх обезьян из буддийской символики: обезьяна, которая не видит м а й ю, так как закрыла лапами глаза; обезьяна, которая не изрекает имя м а й и, так как закрыла лапами рот; обезьяна, которая не слышит имя м а й и, так как закрыла лапами уши.

      Ефрейтор Цвигун, вооружённый СВТ-41 (Петро умер, не приходя в сознание), участвовал в перестрелке боевого охранения. Они сразу же вытеснили вражескую группу из пятиэтажной «сталинки». Взяли пленного – пожилого немца с чёрной окантовкой на погонах и воротнике с вычурными петлицами. Тот бормотал что-то невнятное, показывал коричневый кожаный бумажник с фотографиями своих детей. Но убивать его не собирались. Объявился некто в ватнике и каске. Некто представился корреспондентом «Красной Звезды» Константином Симоновым. Дескать, хочу писать репортаж на тему прошедшего боя. Вы уж помогите…

      – Это можно, – сказал Цвигун сочувственно, переглянувшись для верности с чумазыми, как он, матросами. – Так вот! Товарищ военный корреспондент! Для верности: шли бы вы отсель – на свою большую качель…

      – А если серьёзно? – нахмурился Симонов. Он явно не собирался поддаваться. – Я, между прочим, не лапшу на уши читателю вешать собираюсь. У меня цикл статей о битве за Москву. Участвовал во взятии Великошумска. Под Клином меня даже контузило. Да-да! И нечего на меня пялиться, – слегка повысил он свой мягкий, театральный голос, видя, что матросы и пехотинец намерены придуриваться дальше. – Писал о боях за Великие Луки. Меня, знаете ли, сам Константин Константиныч Рокоссовский…

      – Чего? Ценит? – не выдержал белозубый парень-губашлёп с «оканьем».

      – Бери выше: он за евойной супругой с веничком прохаживается! Следочки её от пылюки метёт! – завёлся старшина-каконир 1-й статьи Зазоруля.

      – Брателло! Не гони волну, – нахмурился Цвигун так, что у матроса клацнула челюсть. – Что ж, ребята! Если товарищ корреспондент предъявил нам о себе, надо его уважить. Рассказываю!