Выстрелы на пустоши. Крис Хаммер

вам не помешает помощь. Аккумулятор явно сдох. Моторное масло тоже понадобится заменить, а заодно, думаю, коробку передач и блокировку дифференциала. Плюс новые шины.

      – Угу. Сам знаю. Просто решил таким образом убить время. Ждал гостей. Табачку не найдется?

      – Нет. Я не курю.

      – Проклятье! Никто больше не курит!

      Оба отходят от машины. Снауч садится на край тракторного колеса. Мартин подтягивает старый ящик из-под фруктов. Хозяин сгоревшей усадьбы отхлебывает еще глоток. На старике до сих пор вчерашняя одежда, провонявшая дымом и потом. Лицо черное от сажи. Глаза красные, с потеками слез.

      – Спасибо, что заехал.

      – Пустяк.

      Интересно, снова думает Мартин, сколько Снаучу лет? На вид определить сложно. Вроде под шестьдесят, однако, сражаясь с огнем, он двигался с проворством куда более молодого человека.

      – Что думаете теперь делать? – спрашивает Мартин.

      – Не знаю. Стану во дворе лагерем, пока не поступит страховка.

      – Вы застрахованы?

      – Да. Тебя это удивляет?

      – Есть такое.

      Старый бродяга, алкоголик и, по слухам, бывший заключенный… человек, который в городе на положении отщепенца. Однако, вместе с тем, жил в красивой старинной усадьбе, причем поддерживал ее в хорошем состоянии и застраховал. Ездил на старом «холдене», но в гараже у него стоит винтажный «мерседес».

      Мартин оглядывается. Гараж – отнюдь не пыльная реликвия. Верстак, на стене – щит с инструментами. Некоторые старые и побиты ржавчиной, но другие выглядят ухоженно; видно, что ими пользуются.

      – Снауч, этот дом… ваш дом… он был впечатляющим.

      – Угу. Был, да сплыл.

      – Семейная усадьба?

      Смерив Мартина взглядом, Снауч отхлебывает воды и отвечает:

      – Точно. Усадьба «Истоки», предки основали в 1840-м. Сам дом построен в 1880-м. Делали на века. Когда я сюда переехал, он пустовал. Я его реставрировал. Сам виноват, что все пошло псу под хвост. Надо было сильнее вырубить деревья. Глядишь, и стоял бы до сих пор.

      – Вы здесь выросли?

      – Отчасти. Здесь и в Джилонге.

      – Почему вы сохраняли ваш дом? Почему не продали, не уехали куда-нибудь?

      – А зачем? Это все, что у меня есть. Точнее, было. Все, что я мог бы после себя оставить.

      – Оставить? Но кому?

      – А сами как думаете?

      Вместо ответа Мартин поднимает вопрос, ради которого приехал:

      – Вчера вечером в клубе я разговаривал с Робби Хаус-Джонсом. Он довольно сильно напился.

      – Не могу его за это винить. Я бы и сам с радостью напился в стельку, только все спиртное сгорело в огне. Может, от взрыва крышу и снесло.

      – Робби рассказывал о событиях того дня, когда застрелил Байрона Свифта. Перед смертью тот говорил, что вы все знаете.

      – Угу, так утверждают копы.

      – Что священник имел в виду?

      Снауч глубоко вдыхает через нос. Губы поджаты. Он явно злится.

      – А хрен его знает! Легавые спрашивали у меня то же самое тысячу раз. Что тот жирдяй Уокер