Несвоевременный человек. Книга вторая. Вера. Игорь Сотников

всех этих людей, своих коллег, дюже завистливых, к пониманию своей бесспорной гениальности.

      – Вот я думаю, – из глубины собой же пущенной струи сигаретного дыма, заводит свой разговор среди своих коллег по медицинскому цеху, уже даже не новоиспечённый доктор, а доктор со стажем своего непризнания, доктор Боткин. И у него, кажется, всё для своего признания есть, и знаково уважаемая среди докторов фамилия и громкие на всю клинику истории болезни его пациентов, а его всё равно до сих пор в этом качестве не замечают. Мол, и истории с его пациентами, не по медицинским аналогам громкие (они с криминальным подтекстом), и общего у него с великим предшественником только одно, человеческий организм. Пристрастно завистливы, одно слово.

      – А так ли бесспорен авторитет мифического Гиппократа? – даже и не поймёшь, утверждает или вопрошает своё окружение в курилке доктор Боткин, взглядом обращаясь к своему идеологическому противнику и чуть ли не антагонисту, доктору Макарию, с кем у него сразу как-то не сложилось диалога, и у них были крайне противоположные взгляды, если не на всё, то на самое для доктора Боткина главное – на него самого. Ну а если твои фундаментальные основы подвергаются сомнению, то какая идти может речь о конструктивном сотрудничестве – одна только неприязнь и придирчивость друг к другу. И, конечно, доктор Макарий, видя перед собой, даже не доктора Боткина, а его переходящую все пределы дозволенности дерзость – посмел замахнуться на святое для каждого врача имя, и не просто имя, а фундамент и опору мысли для каждого врача, – не может не подавиться дымом при виде такой кощунственности, прозвучавшей в этих святых для каждого врача стенах. А как только он с трудом прокашлялся, то тут же встаёт на защиту всех униженных и оскорблённых этими словами доктора Боткина людей.

      – Сегодня у него Гиппократ вызывает сомнения в своей историчности, а это по другому и не трактуется (а по сути это значит, что он низвергает авторитеты), а завтра, когда и авторитетов уже не будет, то на кого спрашивается, он предложит равняться? – вот как понимает всё сказанное Боткиным Макарий.

      – А что вас так не устраивает у Гиппократа, может быть клятва? – с глубоким намёком на небрежность к исполнению своих обязанностей, с подковыркой задаёт вопрос Макарий, чем перекашивает лицо Боткина в злобе на то, что табачный дым попал ему в глаз.

      – Вы как всегда утрируете. – Парирует ответ Макария Боткин. Ну а Макарий идёт на хитрость и проявляет глухоту своего слуха, который на уровне своей слышимости Боткина, делает невероятно интересные и смешные выводы. – Ай, яй, яй, господин Боткин, зачем же так открыто высказывать ваши нетрадиционные взгляды на лечение, – назидательно качая головой, говорит Макарий, – И я, конечно, понимаю вас и ваши целеустремления найти лекарство от всех болезней, ведь каждый врач, в том числе и я, всегда находится в поиске этой своей панацеи, но нельзя же быть столь близоруким, останавливаясь на том, что тебе больше всего ближе. – Макарий