Песнь кобальта. Маргарита Дюжева

плыли густыми темно-синими переливающимися каплями по воздуху, дрожа, вытягиваясь, принимая причудливые формы. С каждым разом сила все покорнее склонялась перед Тами, стелилась за ней, готовая выполнить любые прихоти, становилась ручной.

      – Это так красиво, – прошептала Дэниэль, и в ее светлых, как чистое небо глазах, отразился восторг, – ты волшебница!

      – Нет, – засмеялась сестра, – это всего лишь моя Песнь Земли.

      – Я никогда не видела такой…красивой. Никогда. Золотые, серебряные, изумрудные. Но вот таких больше нет ни у кого, – в голосе смешалась гордость за сестрицу и легкая обида оттого, что ей самой синее волшебство неподвластно.

      – Это Кобальт, Дэни, – прошептала Тамилла, – он редкий, не то, что золото или серебро. Его почти не осталось. Он пробивается раз в сотню лет. Один на миллион.

      – Откуда же он у тебя? – девочка тоже перешла на шепот.

      – Это дар.

      – Дар?

      – Да. Самый лучший на свете.

      – Почему именно у тебя?

      – Не знаю, судьба так распорядилась, – сделала круговое движение рукой и синие капли послушным хороводом закружились в воздухе, – но ничего прекраснее в своей жизни я не видела. И каждый раз прикасаясь к нему, чувствую, как душа петь начинает.

      – Я тоже, – протянув пальчик, попробовала коснуться ближайшей пульсирующей капельки. Та отпрянула в сторону, словно живая. Замерла на долю мгновения, а потом, раскрывшись воронкой, ринулась обратно. Дэниэль испуганно отдернула руку в сторону.

      – Ее не надо бояться! Она не сделает ничего плохого, – смех сестры хрустальным колокольчиком пронесся над маленькой поляной, которую так любили сестры. Приходили сюда, в это уединенное место, и Тамилла показывала синие искорки, – Надо принять и отпустить, и тогда она сама пойдет за тобой.

      – И за мной пойдет? – в голосе девочки звенела отчаянная надежда.

      – И за тобой, – старшая сестра кивнула, погладив ее по русой макушке, – я почувствовала его, когда мне исполнилось тринадцать.

      – Тринадцать, – лицо малышки расстроено вытянулось, – так долго. Мне только девять!

      – Не торопи время, Дэни, не торопи. Все должно идти своим чередом.

      – У меня тоже будет кобальт?

      – Я не знаю, Солнышко, – честно ответила Тамилла, – может серебро, может золото, а может и кобальт. Это не зависит от нас. Высшие силы сами выбирают того, кто услышит Песнь Земли, и какой она будет – тоже решают только они. Я могу сказать только одно: в тебе она есть эта Песнь, пока еще спит, но я чувствую ее. Надо подождать. Ты и не заметишь, как пролетит время. Когда придет первая кровь, ты услышишь ее. Примешь, почувствуешь, впустишь в свое сердце, будешь беречь, как величайшую драгоценность. И если сможешь удержать, приручить, то она останется с тобой, если захочет. До дня Больших Смотрин, и там уже покажешь ее остальным. И поверь мне, совершенно не важно какая она будет: золотая или рубиновая. Главное, что она есть.

      Девочка насупилась. Она не хотела золота и серебра. Оно не манило ее, не будоражило кровь. Ее тянуло к синему мерцающему чуду. К кобальту.

      – Как это было? – спросила она, хотя слыхала эту историю уже сотню раз, и снова, как впервые, слушала нежный голос сестры, с мягкой улыбкой принявшейся за повествование:

      – Я почувствовала, как меня тянет в лес. В ту часть, где тропы нехоженые, да болота раскинулись между зелеными рощами. Тянуло так, будто свет не мил, будто сердце мое там. И я пошла. Сбежала ночью из дома, в чем была. Длинной ночной рубашке, босая, с распущенными косами. Бежала сквозь чащи непроходимые, по лугам заливным да по просекам. Ноги сбивала в кровь, но боли не чувствовала, потому что сердце вперед рвалось птицей раненой. Три дня блуждала по лесам, ела ягоды дикие: малину лесную мелкую, морошку кислую, да воду из студеных ручьев пила. А на четвертый день, еле держась на ногах, вышла к Отрогу Белокаменному, тому, что отгораживает нашу долину от Древнего Погоста. Пробралась между истертых временем камней и очутилась на плато из белого камня, перед огромными вратами, ведущими внутрь горы.

      – Ты зашла туда? – благоговейный страх овладел девочкой.

      – Нет, глупышка. Туда нельзя заходить. Белые чертоги – проклятое место, на краю Погоста. Никто туда по своей воле зайти не может, а выйти оттуда и подавно. По преданиям древним белый камень Чий-Маан, что стоит перед ними, так кровью напоен, что плачет кровавыми слезами, когда кто-то проникает внутрь. И тут же демоны древние просыпаются, чтобы душу нарушителя спокойствия в царство теней Хайсаш увести. Я остановилась перед теми исполинскими воротами из резного светлого камня, чувствуя, что и шага больше ступить не могу, будто немощь внезапная одолела. На плечи тяжесть неподъемная легла, так что не разогнуться, не вздохнуть. Сама не знаю, почему опустилась на колени, изрезанными ладонями уперлась в камень и голову к нему склонила в почтительном поклоне. Будто кто подсказывал, как надо, нашептывал да науськивал. Стояла так всю ночь, спины не чувствуя, не замечая, как время бежит. Очнулась только к полудню следующего дня, когда солнце лучами прямыми обжигать начало. Стала