День опричника. Владимир Сорокин

мягкий голос девичий:

      – Здравы будьте, Андрей Данилович. Что желаете послушать?

      Новости я все уже знаю. С похмелья хорошей песни душа просит:

      – Спойте-ка мне про степь да про орла.

      – Будет исполнено.

      Вступают гусляры плавно, бубенцы рассыпаются, колокольчик серебряный звенит, и:

      Ой, ты степь широкая,

      Степь раздольная,

      Широко ты, матушка,

      Протянулася.

      Ой, да не степной орел

      Подымается.

      Ой, да то донской казак

      Разгуляется.

      Поет Краснознаменный Кремлевский хор. Мощно поет, хорошо. Звенит песня так, что слезы наворачиваются. Несется «мерин» к Белокаменной, мелькают деревни да усадьбы. Сияет солнце на елках заснеженных. И оживает душа, очищается, высокого просит…

      Ой, да не летай, орел,

      Низко по земле,

      Ой, да не гуляй, казак,

      Близко к берегу!

      С песней бы так и въехал в Москву, да прерывают. Звонит Посоха. Его холеная харя возникает в радужной рамке.

      – А, чтоб тебя… – бормочу, убирая песню.

      – Комяга!

      – Чего тебе?

      – Слово и дело!

      – Ну?

      – Осечка у нас со столбовым.

      – Как так?

      – Крамолу ему ночью не сумели подкинуть.

      – Да вы что?! Чего ж ты молчал, куриная голова?

      – Мы до последнего ждали, но у него охрана знатная, три колпака.

      – Батя знает?

      – Не-а. Комяга, скажи ты Бате сам, я стремаюсь. Он на меня еще из-за посадских зол. Страшуся. Сделай, за мной не закиснет.

      Вызываю Батю. Широкое рыжебородое лицо его возникает справа от руля.

      – Здравствуй, Батя.

      – Здорово, Комяга. Готов?

      – Я-то всегда готов, Батя, а вот наши опростоволосились. Не сумели столбовому крамолу подкинуть.

      – А и не надо теперь… – Батя зевает, показывая здоровые, крепкие зубы. – Его и без крамолы валить можно. Голый он. Токмо вот что: семью не калечить, понял?

      – Понял, – киваю я, убираю Батю, включаю Посоху. – Слыхал?

      – Слыхал! – облегченно щерится он. – Слава тебе, Господи…

      – Господь тут ни при чем. Государя благодари.

      – Слово и дело!

      – И не запаздывай, гулена.

      – Да я уж тут.

      Сворачиваю на Первый Успенский тракт. Здесь лес еще повыше нашего: старые, вековые ели. Много они повидали на своем веку. Помнят они, помнят Смуту Красную, помнят Смуту Белую, помнят Смуту Серую, помнят и Возрождение Руси. Помнят и Преображение. Мы в прах распадемся, в миры иные отлетим, а славные ели подмосковные будут стоять да ветвями величавыми покачивать…

      М-да, вон оно как со столбовыми оборачивается! Теперь уже и крамолы не надобно. На прошлой неделе так с Прозоровским вышло, теперь с этим… Круто Государь наш за столбовых взялся. Ну и правильно. Снявши голову, по волосам не плачут. Взялся за гуж – не говори, что не дюж. А коли замахнулся – руби!

      Вижу