Мэй vs Хорн. Джулиан Хитч

заставил ненавидеть и не верить больше мужчинам. Снова.

      Закрываю глаза и вспоминаю часть нашей переписки, хотя кого я обманываю? Я же не Дуглас Куэйд [5], чтобы восстанавливать свою память, чтобы найти ответы на вопросы – к сожалению, я помню всё.

      О том, как рассказывала о своих любимых фильмах, сериалах и книгах; как много и легко шутила, потому что он казался таким другим, нежели сейчас, – открытым и мечтательным; как он присылал фотографии, показывая свою коллекцию фильмов в зеркальном стеллаже и как я долго рассматривала его самого в отражении. Его полуобнаженное тело с мокрыми волосами, полотенцем на плечах и в одних только шортах, которые держались на честном слове. Помню даже сейчас его торс и изгибы, и сон, где всё это было так близко, придавливая меня к кровати – я хотела, чтобы это было правдой. Что он действительно интересуется мной, хочет чего-то большего, нежели переписки в чате, но…

      Но все мечты, как и всегда, разбиваются об айсберги. И этим куском льда стал его побег из ресторана. Сначала хотелось, чтобы и это было тоже частью сна, и ведь подтверждалось тем, что он не пишет и не звонит. Только вот проверив приложения, я находила всё те же доказательства того, что он реален и заходит в сеть, а потом, разозлившись, удалила всё, что могло напомнить о неудачном опыте.

      Только вот я помню его фотографии слишком хорошо – не может быть ошибкой, это он. Тот, кого я ненавижу, и вот он снова в моей жизни, и это чувство вернулось с новой силой, словно случилось всё только вчера.

      Как Мичиган настолько тесен, что из всех возможных вариантов именно он оказался братом Кеннета? Как я могу согласиться на их авантюру теперь? Это же Лукас. Тот самый Лукас, который…

      – Почему ты так себя ведёшь со мной? – спустя какое-то время интересуется он, не сводя глаз с дороги. Мне настолько стало наплевать, что легко поднимаю взгляд и нахожу его лицо в зеркале, и как между делом бросаю:

      – А ненависть должна проявляться как-то иначе? – вопрос риторический, но его разуму этого не понять, и он снова задаёт вопрос:

      – Что я тебе сделал? – почему-то с его лица даже стирается пришитая улыбка, отчего он выглядит иначе – не похож на идиота. Состояние не позволяет использовать все свои театральные способности, поэтому выдаю только усталое:

      – А ты не помнишь?

      – Я не… – он пытается объясниться, но в окно неожиданно упираются чьи-то руки, отвлекая от признания. Оказывается, мы уже какое-то время стоим у моего дома, который теперь стал для меня хуже темницы с похороненными амбициями стать кем-то особенным, кем-то, кто не приносит вешалки в примерочные и уносит ворох одежды, снова возвращая каждую вещь на законное место. В какой-то другой реальности я бы стала тем, кем хотела, но, к сожалению, я не команда корректировки, чтобы менять события в жизни [6].

      – Лори-и-ин! Я так волновалась! – через стекло просачивается голос сестры, и люди вокруг – последние, что хочу видеть.

      Вылезаю из машины, запахивая поплотнее рубашку. Когда закрываю дверь, Лукас тихо говорит:

      – Я удалил твиты.

      «Какая, к черту, уже разница?