Человек с двойным лицом. Александр Тамоников

было минут пятнадцать быстрым шагом.

      Генрих остался у ларька. Там же встретил связного, который доложил:

      – Он у своей тетки!

      – Хорошо. Продолжай смотреть за переулком, к дому не подходи.

      – Это не так просто. Военные патрули, наряды милиции…

      Генрих перебил связного:

      – Что ты еще хочешь сказать, Дирк?

      – Дмитрий, Генрих… Дмитрий Владимирович Коротко.

      – Так что ты еще хочешь сказать, Дмитрий Владимирович Коротко?

      – Ничего, герр Ковалев, кроме уже сказанного.

      – Просто в нашей работе не бывает. Утром, как проводишь клиента, подойдешь сюда, доложишь по ходу, не останавливаясь. Удачи.

      – Спокойной ночи, герр Ковалев, – улыбнулся связной.

      – Перестань ломаться! Тебе это не идет!

      – Привет Альбине.

      – Ты еще здесь?

      – Только после вас!

      – Клоун.

      – Нет, Генрих, я не клоун, я веселый человек и смотрю на этот мир с оптимизмом, особенно сейчас, в преддверии грядущих событий. Ауф видерзеен.

      Связной повернулся и пошел к вокзалу.

      Ковалев направился в сторону Центрального парка культуры и отдыха, где снимал квартиру.

      Маханов снял обувь, прошел в комнату. Присел на стул у круглого стола. Вошла и хозяйка – Мария Никаноровна Алексина, родная сестра матери Николая, его родная тетя.

      – Сейчас, я на стол соберу, Коля. Если хочешь помыться – на заднем дворе, сосед с утра бочку воду залил. Сейчас еще теплая.

      – Да, пожалуй, помоюсь. А то – дорога…

      – Помойся, Коль. Где раздеться, ты сам знаешь. Твоя комната готова.

      – Спасибо. Трудно вам одной, Мария Никаноровна.

      – Я привыкла. Называй меня тетей Машей, не надо по отчеству, мы же родные люди.

      – Да, тетя Маша.

      Женщина грустно улыбнулась и пошла на кухню.

      Маханов прошел в небольшую комнатку. Когда-то здесь жил его двоюродный брат, Сергей. Отсюда он был призван в армию и погиб на Халхин-Голе в тридцать девятом. Тогда же умер и дядя, Михаил Николаевич, тетя Маша осталась одна. Похоронив мужа и сына, она слегла. А после больницы могла ходить только с костылем.

      Маханов тряхнул головой, разделся и пошел в душ.

      На ужин Мария Никаноровна выставила вареную картошку, порезанный на тонкие полоски кусок сала, малосольные огурцы, грибы, краюху хлеба.

      – Подождите, тетя Маша.

      Маханов достал из чемодана палку сырокопченой колбасы и бутылку водки.

      – Вот.

      – Ой, Коля, эта колбаса такая дорогая, ты ее возьми лучше с собой в деревню, там такой не видывали.

      – Режьте, тетя Маша, у меня и для деревни есть.

      – Ты, наверное, много получаешь?

      Маханов как-то не задумывался об этом. Платили ему на самом деле много, две тысячи рублей, оклад командира корпуса, генерал-лейтенанта, если переводить на военных. Николаю и жене его Тамаре всего хватало, да еще супруга как учительница получала семьсот пятьдесят рублей. Из этих денег высчитывался подоходный налог и взносы в так называемый «добровольный» заем.

      – Мы