Инструктор по убийству. Сергей Самаров

голоса солдата.

      – Запускай сначала понятых, – распорядился он.

      Солдат завел в помещение пожилых мужчину и женщину. Алексей Викторович заученной скороговоркой объяснил им их обязанности и ответственность, предупредил о том, что весь процесс фиксируется видеокамерой.

      После этого он приказал солдату:

      – Запускай Климкина!

      Майор протянул руку и включил камеру, укрепленную большой присоской на стекле зеркала, позади которого, видимо, стояла вторая, фиксирующая нас.

      У четверых участников этого процесса лица должны были бы быть невозмутимыми хотя бы потому, что они реально не имели к делу никакого отношения. У меня – за счет самообладания и умения себя контролировать, отработанных за долгие годы службы.

      Алексей Викторович вытащил из-под папки на столе лист, на котором что-то было написано крупными буквами, и дал прочитать Климкину. Тот глянул на текст и мигнул. Мол, да, я все понял.

      В этот раз Климкин показался мне и ростом меньше, и в плечах у́же, чем в первые наши две встречи. Его шея, нижняя челюсть, едва ли не все плечи были скованы толстым слоем гипса, делающим этого парня слегка сутулым и вообще каким-то почти квадратным. Хорошо, что сейчас стояла осень, было уже прохладно. Жарким летом под таким слоем гипса легко могут завестись черви.

      Это, на мой взгляд, было даже большим неудобством для бедолаги, чем собственно перелом челюсти. Но держался Владимир с достоинством. Мне даже понравилось выражение его глаз.

      Он вроде бы заранее торжествовал, ожидал увидеть человека, который его так жестоко избил, заглянул поочередно в пять лиц, встретился с каждым из нас долгим испытующим взглядом, но так и не сумел никого узнать. Об этом парень сразу и сообщил Алексею Викторовичу отрицательным движением руки.

      После чего он прошептал едва слышно, почти не двигая челюстью:

      – Нет, товарищ майор, тот был старше, с наколками на руках. Я хорошо рассмотрел перстни с расходящимися лучами на пальцах. Три или четыре на правой руке, не могу точнее вспомнить, и два на левой. Но бил он профессионально, с умением, как настоящий боксер.

      Мне странно было наблюдать за тем, как человек пытается общаться в своей обычной манере, говорить привычными словами, в своем собственном стиле. При этом ему было, видимо, больно, но излагать свои мысли иначе Климкин просто не умел.

      Майор поморщился так, словно упрек был высказан в его сторону, и поинтересовался:

      – А клей у тебя кто покупал?

      – Да я разве помню. За день в магазине столько покупателей проходит! Могу только сказать, что с бородкой человек был. Вот с такой же. – Климкин показал на меня. – Но тот, по-моему, выше был. Еще мне тогда показалось, будто глаза у него были какие-то сердитые, сосредоточенные, что ли.

      – Но точно не этот?.. – Алексей Викторович в отчаянии ткнул мне пальцем в грудь.

      Я человек спокойный, уравновешенный. Но должен признаться в том, что мне захотелось этот палец ему же в нос вбить и там с силой провернуть. Естественно,