Город Антонеску. Книга 1. Яков Верховский

шинели.

      Трудно представить, что этот обычно искрящийся весельем город в одночасье станет суровым. Трудно представить, что в летних прозрачных сумерках вдруг не зажгутся старинные газовые фонари у Оперного театра, что в десять вечера захлопнутся двери гастронома на углу Дерибасовской и Преображенской, а еще через час прекратится показ кинофильма в Кино-Уточкино в Городском саду. Трудно представить, что еще до полуночи разойдутся по домам завсегдатаи ресторана гостиницы «Лондонская» на Николаевском бульваре – обычно они расходятся только на рассвете. Трудно представить, что с двенадцати ночи и до четырех с половиной утра будет действовать «комендантский час» и улицы станут темными и безлюдными.

      Но еще труднее представить, что через 110 дней и ночей Одесса станет «Городом Антонеску».

      О-де-с-с-а…

      Само это слово, протяжно звучащее в устах одесситов, ласкает слух.

      Одесса всегда была необыкновенным городом. Городом, который очаровывал, пленял, городом, который буквально влюблял в себя.

      Прямые, зовущие в море улицы, ансамбли зданий, каждое из которых – шедевр легендарных зодчих Фраполли, Боффо, Бернардацци…

      О-де-с-с-а…

      Вслушайтесь в музыку этого слова.

      Вряд ли есть в мире другой такой город, где люди способны шутить и смеяться даже тогда, когда на душе «скребут кошки». Шутить и смеяться над всем и над всеми и в первую очередь над собой. Шутить и смеяться, и рассказывать анекдоты, смешные и грустные, чисто одесские анекдоты, которые в страшные сталинские времена могли стоить рассказчику по меньшей мере ГУЛАГа.

      Вряд ли есть в мире еще одна такая «нация» – «одесситы», которая говорит на столь странном наречии – конгломерате множества языков, щедро сдобренном особым одесским юмором и смягченном неповторимой чисто одесской интонацией.

      Во все времена, даже самые трудные, «весело» было жить в Одессе!

      Мы, наверное, все-таки пристрастны к нашему родному городу, как когда-то «намеренно пристрастен» был Ицхак Бабель: «…и пристрастен я действительно и, может быть, намеренно, но parole d’honneur, в нем… в этом городе!.. что-то есть».

      Так что же есть в ней, в Одессе?

      В чем ее колдовство?

      Откуда эта странная магическая сила?

      Что это?

      Пьянящий аромат белой акации по весне? Согретые ласковым летним солнцем пески Аркадии? А может быть, это стук созревших светло-коричневых каштанов о синие базальтовые плиты тротуара? Или мокрые от первого дождя багряные листья платанов на дорожках Французского бульвара?

      Почему она так притягивает к себе, даже издалека, даже после долгих лет разлуки?

      Почему так ощутимо присутствует в жизни покинувших ее людей?

      Почему слагает ей проникновенные стихи Вера Инбер, давно уже ставшая «ленинградкой»? Почему Петр Нилус, ставший «парижанином», «готов отдать все деревья мира за одну акацию на Херсонской улице»? Почему, по признанию Леонида Утесова, одно лишь случайно услышанное слово «Одесса» заставляет трепетать его сердце, а Ефим Лодыженский, большую часть своей жизни проживший в Москве, раз за разом продолжает воссоздавать ее образ?

      Почему