Самарская вольница. Владимир Буртовой

кривые сабли, копья; отливаясь лунным светом, сверкнули широкие отточенные бердыши.

      – А коль любо, так выкрикивайте, кого на атаманское место! И у тараканов есть свой вож, а мы тако же все с усами, и негоже нам быть без атамана!

      Со смехом, едва не разом, площадь дружно отозвалась:

      – Тебе быть атаманом!

      – Твои усы длиннее наших, Григорий! Тебе и водить нас!

      – Ты хаживал по морю с атаманом Ивашкой Кондыревым, тебе ведомы кизылбашские города и пули…

      – И кизылбашские женки тоже! – прокричал кто-то из казаков, намекая, что Григорий привез из похода трех красавиц, двух продал тезикам в Астрахани, а одну, крестив в церкви, по согласию сделал своей женкой и матерью четверых добрых казаков, трое из которых теперь у атамана Разина, а меньшой покудова у мамки под боком…

      – Тебе быть атаманом!

      Григорий Рудаков скупо улыбнулся – помнят казаки о его прошлых походах! – поклонился на три стороны от крыльца, потом с тревогой глянул на небо: рассвет уже близок, а с рассветом, чего доброго, может нагрянуть и Бориска Болтин! И кто знает, как поведут себя стрельцы в его отряде? Ну как учинят жестокий бой и не дадут возможности свершить задуманное еще по весне? Тогда, уходя в море, Степан Тимофеевич наказывал ему, Рудакову, дождаться верховых казаков с Яика под рукой атамана Леско и поспешать к нему на помощь к невольничьему городу Дербеню…

      – Жду я, дядько Григорий, – говорил Степан Тимофеевич доверительно, с глазу на глаз со старым казаком, – с родимого Дону Сережку Кривого да Алешку Каторжного с крепкой подмогой. Да ты привел бы ко мне яицких молодцев с полтыщи! Вот и была бы нас сила супротив кизылбашцев. Дума у меня есть, старый, пугнуть хорошенько шаха Аббаса, чтоб почуял нашу крепкую руку, да и просить опосля у него земли по Тереку альбо еще где ни то пригодные для вольного казацкого поселения! Чтоб не жить нам под тяжким боярским сапогом! А ежели не даст земли Аббас, так пошлет супротив нас крепкое войско. С моими двумя тысячами не осилить кизылбашскую рать, истает ватага побитыми да ранеными.

      – Сотворим, как ты надумал, Степан Тимофеевич, – заверил тогда Григорий атамана Разина. – Ты иди к Дербеню, а я казаков под твою руку собирать стану…

      Но едва успел атаман Разин выйти из Яицкого городка, как нагрянули стрельцы из Астрахани, захватили крепость, стрелецкий голова Сакмашов начал крепкий сыск и расправу над теми, кто был заодно с мятежными донскими казаками.

      Прибытие Максима Бешеного, его арест и угрозы выдачи в руки воеводы Прозоровского всколыхнули среди яицких годовальников притаенную злобу против воеводского утеснения, тут и вышел из тайного укрытия Григорий Рудаков, пустил по городу своих верных шептунов. Поднялись казаки, а к ним пристали без малого все стрельцы…

      Тряхнув головой, морщась от боли в ноге, по которой из-под повязки сочилась-таки кровь, стекая в сапог, Григорий Рудаков снова возвысил голос:

      – Коль выбрали в походные атаманы, так вот вам мое повеление: