Самарская вольница. Владимир Буртовой

настороженные: понимал голова, что не сваты приехали, взамен тыквы можно и пулю от них получить! И все же не сдержал себя, сразу перешел на брань:

      – Ну, рвань воровская, вались с коней! Да не вздумайте за пистоли и ружья хвататься – тут вам тогда и быть в куски изрубленными! Ишь, к разбойному атаману они снарядились! Слазь!

      Прокричал громко, наливаясь пунцовым цветом от злости, – над собором кружили вспугнутые звонарем горластые галчата и несколько ворон.

      – Что делать, Максим? – повернувшись в седле к есаулу, довольно громко спросил Ивашка Константинов. – Убить сию гниду, а?

      – Казаков сгубим за одну воеводскую собаку, – ответил с презрением Максим Бешеный, глядя в лицо стрелецкому голове, потом тихо добавил: – Поглядь, за стрельцами к войсковой избе годовальники набежали. А вон, за молодыми, я узнал знакомца, старого бывальщика Гришку Рудакова… Гришка всенепременно известит атамана Леско, что с нами тут сотворилось неладное…

      – Чего шепчетесь, разбойники? Долой с коней! Садила баба репу, а вырос порося! Так и у вас получилось, неумехи! Сабли и пистоли кидайте сразу! Гей, стрельцы, цель пищали в изменщиков великому государю и царю!

      Стрельцы, выполняя приказ, наставили на казаков заряженные пищали, и Максим Бешеный первым отстегнул пояс и ножны, кинул к ступенькам крыльца. Туда же упал и его пистоль, а ружье принял пожилой стрелец, глянув на есаула глазами, в которых отразилось сострадание и чисто человеческое любопытство: ну, как дальше себя вести будете? Надолго ли хватит выдержка? И Максим Бешеный с усмешкой крикнул с седла:

      – Сбереги, стрелецкий голова, мою саблю до той поры, покудова не воротится с моря славный атаман донской вольницы Степан Тимофеевич с богатой добычей и с казной немалой! А ему в подмогу по Яику скоро сойдут сюда казаки всех верховых куреней! Так что подумай, кому ты грозишь. Не накликать бы себе беду на горе, как накликал ее на свою голову Ивашка Яцын!

      – Молчать, рвань воровская! – Богдан Сакмашов в злобе ногой притопнул и лапнул саблю, словно намеревался тут же свершить свой приговор. – Вяжите их накрепко! Да в Ильинскую башню в подвал под караул! А как поедем в Астрахань по скорой замене, так и свезем воров на крепкий спрос к воеводе и князю Прозоровскому! Сдается мне, что с дыбы да с пытки враз пояснят, к кому и с каким воровским умыслом шли! И кто еще к воровству прилепиться мыслит! Вязать их!

      Не дожидаясь, пока потянут из седла, Максим Бешеный успел и без пыток сказать, адресуясь к яицким годовальникам и астраханским стрельцам:

      – А в том нет никакой тайны, робята! Шли мы служить атаману Разину, к тому и вас зовем, славные яицкие казаки, младшие дети Великого войска донского! И вас, стрельцы астраханские и иных волжских городов! Наши братья таперича гуляют по кизылбашским городам и зипуны себе да полон берут с бою…

      – Заткните ему собачью пасть! – топая ногами на выскобленных досках крыльца, кричал стрелецкий голова. – Сколь можно слушать воровские речи! Пятидесятник Салтанов, вяжите воров!

      – А