Княжья доля. Валерий Елманов

гневе тебе, поди, и вовсе под горячую руку не попадайся.

      Юная чертовка в долгу не осталась. С невинным видом поинтересовавшись в свою очередь, как зовут князя, и узнав, что он наречен греческим именем Константин, что означает постоянство и неизменность, она тут же нашлась:

      – Так ведь и у тебя, княже, имечко неподходящее.

      – Это как так? – подивился он.

      – А очень даже просто, – пояснила она. – Какой же ты постоянный, коли нынче на девку зверем кидаешься, ссильничать ее восхотев, а чрез день хаешь ее всяко. С таким имечком человек себя одинаково должон вести, а ты вовсе не таков. То ищешь меня со слугами да с собаками, а поймавши, накормил вон, да на утро отпустить обещался.

      – Да, это верно, – согласился Костя. – Тут надо либо имя менять, либо свое поведение.

      – Вот-вот, – поддакнула она, довольная, что и здесь последнее слово осталось за нею.

      – Имя менять, – продолжал он размышлять вслух, – так это мороки много. Опять же не по-христиански так поступать. Я еще в монахи пока не собираюсь. Ладно уж. Как нарекли, так тому и быть. Придется изменить поведение, и займусь я этим, пожалуй, прямо сейчас.

      – Это как же? – насторожилась Доброгнева.

      – Я ведь с чего начал? – стал он растолковывать свою мысль. – Ссильничать тебя хотел. Так?

      – Так, – подтвердила она, понемногу пятясь от него.

      – Стало быть, придется тем же самым и теперь заняться. Вот я сейчас на тебя накинусь и… – Костя резко сделал полшага вперед, и Доброгневу как ветром сдуло.

      Она вновь заняла место на лавке близ ложницы, только на этот раз уже стояла на ней, инстинктивно пытаясь вжаться в толстые, гладко ошкуренные сосновые бревна, источающие легкий смолистый аромат.

      – Ты не балуй, – испуганно пискнула она еле слышно, на что Костя, нахмурив брови, угрожающе поинтересовался:

      – Так что, подходящее у меня имечко или как?

      – Ой, подходящее, – замахала на него руками вконец замученная девчонка.

      – То-то, – миролюбиво заметил он и принялся деловито делить шкуры, кидая половину их на ее лавку.

      – А теперь ты чего?.. – недоверчиво осведомилась она, глядя на его труды.

      – Так ночь на дворе, дурочка, – пояснил он, добродушно улыбаясь. Видя, что она продолжает стоять, не двигаясь с места, Костя заметил: – Бревна сосновые. Сейчас к свежей смоле прилипнешь и все тряпье свое, которое еще кое-где целое, напрочь располосуешь.

      Доброгнева отпрянула от стены и сделала робкий шаг вперед.

      – Ты лучше не топчись без толку, – порекомендовал он ей. – Возьми да постели себе. Или думаешь, что я сам тебя укладывать буду? Чай, не маленькая уже.

      – А мы отдельно спать будем? – настороженно глядя, уточнила она.

      – А ты вместе хотела? Ишь хитренькая какая. И не надейся. Тесновато будет. К тому же ты храпишь, поди.

      – Вот еще, – фыркнула она.

      – Ну тогда брыкаешься. Дети всегда брыкаются, – философски заметил Костя.

      – Да я сплю завсегда тихонечко, как мышка! – возмутилась