Маски. Фумико Энти

узел на веревке, которой были связаны руки женщины, спирит отгородил ее от зрителей большой металлической ширмой.

      Свет погас, и в комнате теперь виднелись лишь мегафон, карандаши, блокноты и другие смутно поблескивавшие в темноте предметы. Из фонографа хлынули переливы «Голубого Дуная». Ибуки и Микамэ расположились по бокам от Ясуко, не сводя глаз с металлической ширмы, за которой сидел связанный медиум. Ибуки никак не мог сосредоточиться, все его внимание занимала лебединая шея Ясуко и ее напряженное плечико, касавшееся его руки. Девушка усердно таращилась в темноту, стараясь ничего не упустить. Он точно знал, что, если бы свет не выключили, Ясуко стала бы делать заметки для Миэко, но, поскольку писать в таких условиях не было никакой возможности, она прилагала все усилия, чтобы запомнить каждую мелочь. Время от времени Ибуки обуревало желание обнять девушку и прижать ее маленькую головку к своей груди, как будто странная атмосфера сеанса пробила брешь в его обычной сдержанности и решимости не поддаваться плотской страсти.

      И вот в тишине раздался стук, как будто кто-то забарабанил костяшками пальцев по столу.

      – Ага! – воскликнул спирит. – Началось!

      Некоторое время спустя темноту прорвало чуть заметное сияние – бледная арка над ширмой, слишком призрачная, чтобы исходить от какого-либо известного человеку источника света. Одновременно с этим лежащий на столе мегафон взлетел в воздух, как будто кто-то пнул его ногой.

      Медиума, очевидно, трясло – барабанную дробь выдавали ножки стула. Стук. Пауза. Тьма. Стук – и белая арка снова появляется в воздухе, а блокноты с карандашами падают на пол, точно под порывом сильного ветра.

      С губ медиума сорвались нечленораздельные звуки: то ли стоны, то ли причитания.

      Спирит выключил фонограф и поднялся.

      – Контакт состоялся. Пора задавать вопросы. Приветствуем вас! Кто вы?

      Женщина за ширмой заговорила густым мужским басом, словно у нее внутри сменили пластинку:

      – Je suis descendu de la montagne, je m’en vais á la montagne.

      – Что? Какой это язык?

      – Французский, – отозвался один из зрителей. – Он говорит: «Я пришел с горы, я уйду в горы».

      – Все слышали? Должно быть, это дух француза. Может быть, альпиниста.

      – Я пришел с горы… я уйду в горы… – эхом повторила Ясуко, поискала в темноте руку Ибуки и наткнулась на его колено. Он тут же сжал ее ладошку обеими руками, однако был настолько поглощен действом, что даже не подумал о том, насколько необычен этот спонтанный жест Ясуко.

      Меж тем студент, свободно владевший французским, вел разговор с медиумом и переводил ответы духа предполагаемого альпиниста, который когда-то упал в ледяное ущелье на Маттерхорне[3] и погиб.

      – Вам известно, где вы?

      – Нет. Здесь полумрак, место сухое и пыльное.

      – Когда вы умерли?

      – В тысяча девятьсот двенадцатом.

      – Вам известно, сколько времени прошло с тех пор?

      – Нет. Я брожу

3

Матерхорн – вершина в Пеннинских Альпах на границе Италии и Швейцарии.